Сбылось. Бригады Самохваловой на разводе нет целиком. Все остальные вышли, но работать будут не на рекорд, а на горбушку.
Если показаться сейчас в барак к Самохваловой, то в тебя полетят поленья, миски, доски, валенки, все, что попадет под руку, все, что может причинить человеку увечье. Все это будет приправлено водопадом ругательств, да таких, что никогда до них не додумаешься.
У Самохваловой слышен шум, визг и крики — то выпроваживают из бригады вошедшую Шервид. Отказ может длиться три-пять дней. Но строительство не может откладываться, строительство не может длиться бесконечно. Надо укладываться в срок. Решаемся с полдня попробовать поговорить. Я сам волнуюсь не меньше бригады. Вот же, черт возьми, бедлам.
— Входи, входи, сос! Входи!
— Дзинь! — загремела вылетевшая с верхних нар миска, ударившись о стойку с противоположной стороны.
— Куда кидаешь? — раздался возглас, который приостановил могущую возникнуть какофонию. — Здравствуйте, что ль!
Так поставленный вопрос продолжил начавшееся замешательство. Надо это замешательство использовать, иначе все пропало, придется уйти ни с чем.
— Ларечница у вас?
— Я! — отвечает женщина, мывшая в тазе голову.
— Да тебя и не узнаешь, растрепалась как русалка.
— Ну и русалка! Ведьма, — опровергает один голос.
— Ха-ха-ха, — заливается другой. — Ведьма с лысой горы!
— Не с лысой горы, а с Улетуя. Дайте ей веник. Черта ей хорошего надо. Оседлай начальничка. Не все на нас ездить, надо и на них.
— Я-то на вас не ездил и не езжу, да и не собираюсь.
— А поехал бы?
— Нет, не умею, на людях.
— А Шервид? Покажись, курва, разорвем.
— Паразит.
И град отборных ругательств наполнил воздух.
— Я-то причем?
— Причем, причем! Что ж, ты, против ее пойдешь? Все вы, чекисты, на нашей крови выросли.
— Ты вот много пролила крови?
— Больше твоего!
— Где?
— В лагере в вашем!
— Тебя что, резали? Как и где?
— Стрелочки-чекисты.
— Нет! Но все равно кровь портишь.
— Вы нам больше портите. Вас вот тридцать человек в бригаде, на фаланге триста, а нас четверо. Кто кому больше испортит? Напихаете и в нос, и в рот, не только пообедаешь и поужинаешь, да в запасе останется. Вы женщины очень вспыльчивы, горячитесь иногда по пустому и без толку. Если разобраться мирно, то вы правы во всех отношениях, а когда крик да шум, то никак толком не поймешь, что вы хотите, и может получиться обратное.
— Знаем, куда гнешь!? Уговаривай!
И двое затянули: «Мы работы не боимся, а на работу не пойдем».
— Все?
— Все!
— Разрешите проголосовать?
— Голосуй!!
— Долой орателя! Брось, начальничек! Не играй на нервах!!!
— Вы сами играете на своих.
— Лучше предоставим это дело решать бригадиру. Она, я вижу, сидит и думает. Плохое придумывать нечего. Наверно придумала хорошее.
— Я на работу не пойду!
— Сегодня! А завтра?
— Ты что допытываешься?
— Не допытываюсь, а интересуюсь, потому что болею за вашу бригаду.
— Болельщик нашелся.
— В грязь втоптали бригаду, а теперь разбираться взялись.
— Но ведь не топтал же я!
— Что ж ты, против Шервид?
— Да, я против! Поэтому и пришел. Давайте дело говорить, а не ругаться. Вы считаете, что Шервид не права, ладно. А вы правы?
— Правы!!!
— А отказ? Отказ только оправдывает Шервид и обвиняет вас. Лишний шанс, козырь в ее руки, лишний факт против вас. Ну, допустим, Шервид ошиблась, она виновата, зачем же вам ошибаться.
— Ты что, ее защищаешь?
— Что тебе надо от нас?
— Вы никогда нас не понимали и не поймете.
— Я вот эту фотографию и статью в «Строителе БАМа» своим здоровьем завоевала. Я, может быть, верить начала в невозможное. Я, может быть, стояла на пути честного труда, на пути разрыва с прошлым. Знамя в углу барака всегда напоминало мне, что я в труде — равноправный гражданин со всеми. Когда я работаю, я не преступник, преступники не могут идти на дело с Красным знаменем. С Красным знаменем можно быть только советским гражданином. Мне весь БАМ подражал, нач. строительства в пример ставил. Немного, пожалуй, найдется Самохваловых.
А тут приехала фря, знамя передается Будниковой. За что? За день работы. А мы пять месяцев его удерживали. На нем не краска, а пот и кровь наша. Она бы привезла другое, мы, может быть, и его заработали. У, гадина, если покажется — убьем.
— Нам все равно, у нас жизнь поцарапана.
— Эти мысли вам придется выбросить из головы. Чем у вас больше рабочих дней, тем больше зачетов и тем скорей поедете домой. Без сегодняшнего дня отъезд оттянулся, там, глядишь, еще оттянется. Кто же в этом виноват? Я пришел с вами ваш и общегосударственный вопрос решить. Вы ведь в СССР живете и никуда больше не собираетесь. Скажите, поедете в Китай?
— Нет!
— Может быть, в Японию или в Германию?
— Тоже нет!
— Значит, для того чтобы жить в СССР, надо жить по-советски. Труд — дело славы, доблести и геройства. Кто не трудится, тот не ест. Это вам доказывать не надо. Завтра выходите на работу, отбираете знамя. А я добиваюсь в отделении нового. Завоевывайте и его. Так что ль?
Перегон Улетуй — Журавли занимала ф-га 30, укладочная. Этот перегон фаланга решила уложить в рекордный срок, дать как подарок к 18-й годовщине Октября. До праздника три дня. От Улетуя до Журавлей 12 километров, выходит, по 4 к. на один день.
Таких темпов БАМ еще не знал, о них не говорили и не писали, значит, не было. Здесь так же, как и на ф-ге 7, о декаднике не знали. Руководство отделения, по-видимому, дало распоряжение о декаднике, потому-то на ф-гах никакой подготовки. Надо было работать, а тут только начались разговоры да обсуждения. Причем никаких установок из отделения, кроме вопросов, как у вас с декадником, не было. Приходилось изобретать: может быть, наша работа по проведению декадника шла в разрез с общим планом? Никто ничего не знал.
— Ребята! На перегон начали подавать балласт. Сегодня подают 50 вагонов шпал. Рельсы, костыли, болты и все остальное есть, дело только за вами. Образцов укладки и темпов, которые можно бы поставить в пример, не достаточно. Я, ребята, предлагаю вам стать застрельщиками новых показателей. Оставшиеся три дня до праздника надо сделать историческими в 1935 г. Вы двигаете историю строительства, так давайте так двинем, чтобы это движение нельзя было остановить. Проверим себя и узнаем, на что способен человек, на что способен каждый из вас. Наши советские герои, наши орденоносцы, они вышли из народа, в них наша кровь. Вы такие же люди, с такой же кровью, значит, каждый из вас может быть героем. Сейчас мы идем на разгрузку шпал и сегодня же начинаем укладку. Сдадим перегон как подарок к Октябрю. Я знаю, что некоторые не согласятся с темпами, но ударный ход сметет их, спихнет с дороги. Поэтому говорю сейчас: кто не хочет идти с нами, отойди в сторону. А теперь, ребята, на разгрузку, каждый знает, что надо взять, топор, крючок. Работа покажет кто за, кто против.
