был советским человеком. Но тайной его было то, что он очень любил Америку, её музыку, её язык, принятую в ней манеру общения, американскую еду… Ту далёкую и навсегда утраченную Америку, по которой он тосковал. Я не могу этого доказать ничем, я это просто знаю. И мне почему-то очень больно от этого…
Беседа с Тамарой Садыкжановной Греф, к.т.н., доц., руководителем отдела оценки эффективности проектов, экспертом по инновационным технологиям
16.40. Т. С. Греф во время беседы 31.10.13 г. [179]
Беседа проходила дома у Тамары Садыкжановны (Т.Г.), в тот достопамятный вечер, когда необъяснимая сущность времени вернула её в эпоху живого общения с Жоржем Абрамовичем, и она смогла рассказать об этом с живой непосредственностью юной Аделины, её alter ego тех времен…
Ю. Л. Тамара Садыкжановна! Мой первый вопрос самый простой и обыкновенный: как ты узнала о существовании человека, которого зовут Жорж Абрамович Коваль?
Т. Г. На первом же курсе, через Раечку Рыбалко, старосту нашей группы, которая имела друзей-старшекурсников, мы, первокурсники, среди самой важной информации о предстоящей учебе, узнали, что на пятом курсе у Жоржа Абрамовича Коваля по предмету «Автоматизация» будет такая контрольная работа, которую никто не пишет с оценками, превышающими «два» или, в лучшем случае, «три»… Это моё первое знание о Жорже Абрамовиче. А второе, вполне определенное, знание – и не моё, а «широких студенческих масс» – состояло в том, что во время войны Жорж Абрамович был разведчиком.
Ю. Л. Стоп! Ты утверждаешь, что вы, тогдашняя «зелёная молодёжь», знали об этом?!
Т. Г. Да, знание о «страшной контрольной» и о разведчике Ковале, который ее устраивает, пришли практически одновременно. А уж потом мы рассматривали фотографии на стендах…
Ю. Л. Уточни – какие фотографии, на каких стендах?
Т. Г. Это, насколько я помню, был стенд в районе коридора кафедры иностранных языков, и висели на нем фотографии менделеевцев-фронтовиков. Саму фотографию я вспомнить не могу, но в подписи было сказано: «Сотрудник Генерального штаба».
Ю. Л. А слово «рядовой»?
Т. Г. Нет, не помню. Но вот это «второе знание» о Ковале-разведчике просто витало вокруг нас… И было ещё одно – третье знание. Каждый второй старшекурсник, который уже знал Жоржа Абрамовича, рассказывая нам о нем, обязательно пытался воспроизвести речь Жоржа Абрамовича, то, как он говорит по-русски с английским акцентом… Вот те «три знания», которые я получила о Жорже Абрамовиче, даже ещё не увидев его…
Ю. Л. Очень меня обрадовали твои воспоминания об «узнавании» Жоржа Абрамовича! А теперь – о следующей фазе взаимоотношений, о непосредственно знакомстве с ним.
Т. Г. Буквальной даты я, конечно, не вспомню, но моё знакомство с Жоржем Абрамовичем состоялось «на почве общественной работы». Я занялась ею довольно рано, была в комитете комсомола, а потом по партийной линии – партбюро, партсобрания и т. п… Это началось на 2–3 курсе. И знакомство поначалу было чисто внешним – нас ведь никто специально не знакомил. Но партсобрания – это регулярные мероприятия, где-то раз в месяц, и часто обсуждались вопросы «животрепещущие» в жизни института. И где-то в этот период состоялось уже «личное знакомство», начавшееся с какого-то обмена взглядами в коридоре…
Ю. Л. Ты предвосхитила мой вопрос о том, как и когда ты узнала, что он был разведчиком…
Т. Г. Хочу только отметить, что знание о том, что он разведчик, никогда, вплоть до самого последнего времени нашего общения, не имело для меня какого-то особого значения и не вызывало «пристального интереса». Хотя, один эпизод из той поры, связанный с этим моим знанием, я помню очень хорошо. Однажды, это было, вероятно, на 3 курсе, меня попросили выступить на институтском Торжественном собрании, посвященном очередной годовщине 7 ноября. Отказаться я не могла, и очень переживала по поводу этого поручения, поскольку никогда не любила «торжественно выступать». По идее, нужно было выйти на трибуну и оттарабанить: «Дорогие товарищи! От имени молодёжи я поздравляю…». И было мне от этого как-то стыдно и тоскливо. Но в это время я уже была знакома с Сашей <А.Э. Греф>, и мы с ним много и подробно обсуждали и «проговаривали» то, что мне следует сказать, чтобы не было стыдно за пустой формализм моего выступления и чтобы сидящим в зале ветеранам было приятно. И вместе нашли одну линию, которая оказалась очень удачной! Я, конечно, не помню точно сказанных мною слов, но смысл их сводился к тому, что сегодня мы, молодые люди, студенты, общаемся с вами как с преподавателями и наставниками, но ведь вы когда-то ради нас и «шашками махали»! И за это вам спасибо! Повторяю, слова были другими, но в них был тот же смысл. И я помню свои ощущения во время выступления – не было никакого страха и стыда за «вылезание на трибуну». Я поймала глазами глаза Жоржа Абрамовича и говорила фактически только ему. И ушла с трибуны, как тогда говорили, «с чувством глубокого удовлетворения». А когда собрание закончилось, то, на выходе из БАЗа <Большой актовый зал МХТИ>, ко мне подошёл Жорж Абрамович, обнял и поцеловал! Он не сказал мне «Молодец!», или «Умница!», а просто подошел улыбаясь, со легка наклоненной головой, крепко обнял и поцеловал… А потом уже всё возникло «само собой», были и встречи в коридоре, и разговоры обо всех «общественных делах»…
Ю. Л. А в делах твоей собственной «институтской жизни» он оставил какой-то след?
Т. Г. Да, вскоре у меня в институте возникла достаточно серьезная конфликтная ситуация, о которой я и упоминаю в своей записке (см. Приложение) При голосовании по моему вопросу он один поднял руку «за» против дружного «против». Нет, я не хочу сказать, что именно тогда он и «проявил себя» Напротив, его поведение в этой ситуации было только абсолютно естественным проявлением тонкости его восприятия жизненных ситуаций, я бы сказала, его врождённой порядочности, совестливости. Может быть, я и переоцениваю важность этой истории для него, может быть, у него не было тревожных опасений в подобных ситуациях, но это не было принято, голосовали, в основном, единогласно, единодушно.
Ю. Л. А он поднял руку действительно один?
Т. Г. Да, и это было для меня очень важно! этот поступок был совершенно логичным в моем понимании характера Жоржа Абрамовича. Сопереживания таких ситуаций, во многом были основой взаимопонимания, они сохранились в наших отношениях и в дальнейшем. Вот тебе совершенно другой пример. Лето, июль, полупустой
