Человек огромного обаяния и неизменного доброжелательства, Михаил Николаевич умел спокойно и терпеливо разобраться в любом самом запутанном деле, раскрыть любую несправедливость, убедить ошибающихся. При этом невозможно представить себе, чтобы он сорвался на крик, унизил или оскорбил кого-нибудь. В нем всегда чувствовались большая внутренняя культура, железная воля, собранность и партийная воспитанность. Для него не прошли бесследно годы совместной работы с В. В… Куйбышевым, Г. К. Орджоникидзе, И. С. Уншлихтом. К этим своим партийным наставникам он всегда питал чувство глубокого уважения. А Серго просто обожал.
В этой связи вспоминается такой случай.
Я входил в состав небольшой делегации Западного военного округа, прибывшей на похороны Михаила Васильевича Фрунзе. М. Н. Тухачевский тогда уже служил в Москве, но в почетном карауле у гроба М. В. Фрунзе он стоял вместе с нами. А вечером Михаил Николаевич пришел к нам в вагон. Проводница, приготовила чай. Стали вспоминать, как много сделал; Фрунзе за короткий срок пребывания на посту наркомвоенмора. Тут и реорганизация армии, и разработка уставов, и переход на единоначалие. А главное, преодоление троцкистских тенденций, сплочение армии вокруг нашей партии.
Михаила Николаевича связывала с Фрунзе долгая дружба. Они знали друг друга еще по совместной работе на Восточном фронте. Тухачевский в своих выступлениях часто ссылался на Фрунзе, как на большого знатока военного дела, образованного марксиста и очень гуманного человека. Себя он считал одним из многочисленных учеников покойного и верным его помощником.
Невольно разговор зашел о том, кто же заменит Фрунзе, кто станет наркомвоенмором? И Михаил Николаевич сказал тогда:
– Я не знаю, кого вы называли в беседах с членами Цека и Цекака,[37] а я, не делая секрета, хотел бы предложить кандидатуру Серго Орджоникидзе. Мне кажется, что только он, с присущим ему талантом и душевностью, с его работоспособностью и другими достойными качествами, мог бы стать приемлемой для всех кандидатурой на пост наркомвоенмора…
Вспоминая сейчас эту беседу в вагоне, я отчетливо представляю себе, какую роковую роль она могла сыграть в последующей судьбе Тухачевского.
Впрочем, и без того недоброжелатели Фрунзе и Орджоникидзе давно уже стали недоброжелателями Михаила Николаевича. Говорят, что это было заметно еще в годы гражданской войны. Я не могу засвидетельствовать такого, поскольку в то время слишком мало знал Тухачевского и еще меньше соприкасался с М. В. Фрунзе и Г. К. Орджоникидзе. Но начиная с 1922 года мне припоминается немало фактов, по которым нетрудно судить, насколько совпадали взгляды М. В. Фрунзе и М. Н. Тухачевского на дальнейшее развитие наших Вооруженных Сил и как раздражало это инакомыслящих.
Еще в марте 1922 года Тухачевский в качестве делегата с правом решающего голоса участвовал в работе XI съезда партии. Доклад Троцкого о состоянии армии и ее задачах никого там не удовлетворил. Было созвано совещание армейских делегатов для обсуждения принципиальных вопросов военного строительства. Руководил им М. В. Фрунзе. Михаил Николаевич выступал на этом совещании в поддержку ленинской линии, солидаризируясь с М. В. Фрунзе. А спустя некоторое время мне довелось лично слушать интереснейший доклад М. Н. Тухачевского на широком совещании командного состава Западного фронта.
Докладчик уделил много внимания предстоящей военной реформе, разработке новых уставов. Задачи дальнейшего военного строительства он определял, исходя из характера будущей войны. Уже тогда Тухачевский смотрел далеко вперед, предвидя неизбежность бурного развития производительных сил, быстрые темпы индустриализации страны. Он убедительно доказывал, что недалеко время, когда Красная Армия будет в изобилии получать самолеты, танки, автомобили, новейшие образцы стрелкового оружия и инженерного имущества. Все это окажет решающее влияние на ее организацию и тактику. Михаил Николаевич настаивал на необходимости подготовки командного состава и всей армии к подвижным, высокоманевренным действиям. В этой связи докладчик остановился на роли конницы в предстоящей войне и сделал вывод, что значение ее в дальнейшем будет уменьшаться, а роль авиации, бронетанковых войск и артиллерии возрастать.
В том же докладе М. Н. Тухачевский подверг разбору и критике авантюристическую позицию Троцкого. Вопреки В. И. Ленину, предпринимавшему решительные меры по обеспечению сосуществования с капиталистическими государствами, Троцкий продолжал носиться с идеей расширения рамок революции путем войны, а все заботы об укреплении обороны страны и боевой мощи армии сводил к трем «проблемам»: подготовить отделенного командира, убить вошь и научить красноармейца смазывать сапоги.
Как мне кажется, Михаил Николаевич с помощью этого доклада хотел дать более развернутое изложение своих взглядов по всем вопросам военного строительства. Доклад был перепечатан и направлен лично М. В. Фрунзе. Позже, проводя полевые учения с высшим начсоставом в районе Полоцка, Михаил Васильевич очень лестно отозвался о нем. Он заявил, что в этом докладе Тухачевский, как и подобает талантливому пролетарскому полководцу, умело применил марксизм в военном деле.
Однако не все рассудили так. У некоторой части высшего командного состава дальновидные прогнозы М. Н. Тухачевского вызвали возражения. Более того, высказывания Михаила Николаевича о роли конницы в будущей войне некоторые кавалерийские начальники восприняли едва ли не как личное оскорбление. Инспекция кавалерии РККА по горячему следу занялась проверкой состояния кавалерийских частей, находившихся в подчинении М. Н. Тухачевского. В Минске состоялось совещание начальствующего состава, где речь шла не столько о положении дел в проверенном 3-м кавкорпусе, сколько «о роли конницы в будущей войне». Наиболее открытый полемический характер носило выступление Щаденко.
– Война моторов, механизация, авиация и химия придуманы военспецами, – безапелляционно заявил он. – Пока главное – лошадка. Решающую роль в будущей войне будет играть конница. Ей предстоит проникать в тылы и там сокрушать врага…
Михаил Николаевич проявил при этом изумительную выдержку. Ему это было привычно. Невольно вспоминается, как сразу же вслед за окончанием гражданской войны в частях и соединениях Западного фронта, пожалуй впервые в Красной Армии, стала развертываться планомерная командирская учеба. Поначалу к ней тоже многие относились неодобрительно. И тогда не обошлось без разговоров о «выдумках военспецов». Военные игры на картах откровенно высмеивались. Явное пренебрежение проявлялось к расчетам движения на маршах, пропускной способности железных дорог, потребности войск в боеприпасах и продовольствии. Даже такие признанные авторитеты и истинные герои гражданской войны, как Я. Ф. Фабрициус, С. С. Вострецов, Н. Д. Каширин, П. Е. Дыбенко, Г. Д. Гай, О. И. Городовиков, оказывались порой в плену представлений вчерашнего дня, не хотели заглядывать вперед.
