Семья у Оскара была творческая. Отец его был известный хирург, в свободное от работы время увлекавшийся археологией. Мать собирала народный фольклор и писала стихи.
С 1864 по 1871 год юный Оскар посещал Королевскую школу в Эннискиллене, а после этого продолжил образование сначала в Тринити-колледже, а затем в колледже Святой Магдалины в Оксфорде.
Именно там Уайльд получил репутацию не только эстета, но и настоящего денди. Поводом тому послужили отточенное остроумие, его причудливо декорированные комнаты и экзальтированное поведение.
Оскар, например, обожал все искусственное. Оранжереи ему были явно милее лесов, духи – запаха осенней земли.
Что и говорить, он недолюбливал неряшливую природу. Она казалась ему грубой и утомительной. Он же предпочитал играть с жизнью, как с пестрой игрушкой. Все, даже язвящая человеческая мысль, было для него не более чем очередным поводом для наслаждения.
Примеры? Пожалуйста! В Лондоне около его дома угрюмо клянчил милостыню нищий. Его лохмотья бесили Оскара. Он вызвал лучшего в Лондоне портного и заказал ему для бедняка костюм из тонкой, изысканной и дорогой ткани. Когда платье было готово, Уайльд сам наметил мелом места, где должны быть прорехи. С тех пор под окнами Уайльда стоял старик в живописном и баснословно дорогом рубище. Бедняк перестал оскорблять вкус Уайльда. «Даже нищета должна быть красивой», – усмехался Оскар.
Ведомый жаждой литературной славы, в 1882 году он отправился с циклом лекций по городам и весям США. Его сопровождали ядовитые шпильки местной прессы. Мол, аристократ решил поразить простонародных янки. Однако это не помешало, а быть может, и помогло ему завоевать сердца разношерстной американской публики.
Одетый в темно-лиловый бархатный жакет с кружевными манжетами, в коротких штанах, заправленных в черные шелковые гетры, в ботинках с блестящими пряжками, он с лихой смелостью проповедовал высокий эстетизм, искусство ради искусства.
По воспоминаниям современников, Уайльд был непревзойденным собеседником. Один из них писал: «Он по своей прихоти, почти без усилий, мог вызвать у слушателей то беспечные улыбки, то слезы, мог увлечь их в мир фантастических вымыслов, мог растрогать их живым красноречием, возбудить у них бурные приступы хохота необузданно причудливым гротеском и фарсом».
В 1884 году Оскар женился на Констанции Ллойд. Свой медовый месяц молодые провели в Париже. В 1885 и 1886 годах у них родились сыновья, однако семейное счастье оказалось недолгим.
В 1886 году Уайльд знакомится с семнадцатилетним студентом Оксфорда Робертом Россом. И о жене забывает. Только творчество и юный любовник.
Весь 1891 год в его биографии исключительно плодотворный. Увидела свет и сразу же стала пользоваться сногсшибательным успехом повесть «Портрет Дориана Грея». Триумф (это уже стало традицией) сопровождался оглушительным скандалом. Автора обвинили в разнузданности и безнравственности. Два года спустя английская цензура запретила к постановке драму «Саломея», написанную на французском языке для Сары Бернар. Здесь обвинения в аморальности оказались куда посерьезнее, поскольку в декадентскую выморочную стилистику был переведен охраняемый церковью библейский сюжет.
На пике скандальной славы и бешеных гонораров Уайльд знакомится с лордом Альфредом Дугласом. Юноша был страстным поклонником его дарования. Он утверждал, в частности, что прочитал «Портрет Дориана Грея» девять раз.
Оскар восхищен двадцатидвухлетним лордом. В одном из писем Уайльд в эротически закодированном стиле признавался: «Боуси (прозвище Дугласа) подобен цветку нарцисса – такой ослепительно-бело-золотой… Когда он возлежит на диване, он словно Гиацинт, и я преклоняюсь перед его красотой».
Характер их связи не подразумевал моногамии. В какой-то момент Дуглас приобщил Уайльда к удовольствиям в кругу молодых людей, которые за несколько фунтов и обед готовы были на многое. Уайльд это действо назвал «обедами в клетке с пантерой».
Все это должно было рано или поздно закончиться грандиозным скандалом. «Первый звонок» прозвучал, когда один из приятелей Дугласа завладел интимными письмами Уайльда к Дугласу и начал шантажировать писателя. Уайльд вынужден был по сумасшедшей цене выкупить эти письма. Часть эпистол все-таки попадает в руки отца Дугласа, маркиза Квинсберри. Среди них и знаменитое послание, где Уайльд восторженно сравнивал Дугласа с Гиацинтом («Твоя сотканная из тонкого золота душа странствует между страстью и поэзией. Я верю в то, что нежно любимый Аполлоном Гиацинт был именно твоим воплощением в те античные дни»).
Квинсберри был оскорблен подтверждением давних своих подозрений насчет сексуальных наклонностей ненаглядного отпрыска.
Он направляет беллетристу письмо, начинавшееся со слов: «Оскару Уайльду – позеру и содомиту».
Подстрекаемый Дугласом, который ненавидел своего отца, Уайльд опрометчиво возбуждает против маркиза Квинсберри уголовное дело.
Тогда Квинсберри представил суду доказательство в виде списка из двенадцати молодых людей, которые подтвердили, что Уайльд домогался до них с содомитскими предложениями. Друзья посоветовали Уайльду отозвать иск из суда и срочно эмигрировать из Англии. Однако он с упрямством, достойным лучшего применения, настаивал на своем. Произнес с вызовом: «Погодите! На этом суде прокурором буду именно я…»
Все вышло с точностью наоборот. Обвинения обернулись против Уайльда. Не успел прозвучать оправдательный вердикт суда в отношении Квинсберри, как тут же было возбуждено уголовное дело в отношении Уайльда за принуждение к содомии.
Суд состоялся в 1895 году.
Уайльд защищался блистательно остроумно, но все это остроумие пропало втуне.
Когда прокурор спросил писателя: «Что подразумевается под „любовью, которая не смеет назвать своего имени“? – Уайльд взорвался красноречием: „В этом ничего нет противоестественного. Чувство возникает между старшим и младшим, когда жизненный опыт и мудрость сливаются со счастливыми надеждами и романтическим очарованием“.
25 мая 1895 года Оскар Уайльд приговаривается к двум годам каторжных работ. Это максимально возможное наказание по статье обвинения.
Приговор грянул для Оскара как гром среди ясного неба.
Завсегдатаю модных салонов тюрьма, как можно легко догадаться, показалась форменным адом. Когда на него надели грубую тюремную робу, начали наголо сбривать волосы, он стал бурно протестовать. У тюремщиков это вызвало только злорадный смех. В наказание они поставили его на самую унизительную работу: целый день безостановочно, подобно роботу, вращать ногами колесо. Худшей пытки для эстета, наверное, нельзя было и придумать.
