Чего только ни сделает человек в минуты крайней безнадежности - я написала письмо в ЦК КПСС. Тогдашний зам-завотделом культуры, будущий редактор «Советской культуры» Беляев и инструктор того же отдела Цветков лично и терпеливо доказывали мне свое полнейшее бессилие помочь Ал. Соболеву. В одном оба они были непревзойденными мастерами слова - в умении послать подальше, не прибегая к нецензурным выражениям. Они не могут, они не в силах и т.д. Я знала, что оба врут, но не смела прямо сказать им об этом: на дворе был год 1977-й. Я боялась: я служила опорой двум больным людям, что за мной стояли.
Я непрестанно звонила в райотдел учета и распределения жилплощади: поэт пошел на прием к зампредисполкома по жилищным вопросам. Общими усилиями мы сократили срок замены квартиры на год. Но с таким засильем лгунов все наши хлопоты грозили обернуться химерой...
И вдруг... вдруг произошло чудо. Не знаю, по какой причине оно произошло. Это навсегда осталось для меня загадкой. Неожиданно в нашей квартире прозвучал звонок словно бы из забытого архива - именно так я уже обозначила свое обращение в ЦК КПСС. Как ни в чем не бывало, товарищ Цветков стал упрекать меня за наветы на секретаря Первомайского райкома, необычайно предупредительного и заботливого по отношению к Ал. Соболеву. Цветков только что говорил с ним и узнал: в райкоме недоумевают, куда же пропал поэт, ему давно подобрана квартира, а он не идет получать ордер. Я осталась буквально с открытым ртом, не зная, что ответить.
И признаюсь, до сих пор занимает меня еще один вопрос, на который тогда не сумела найти ответа: не хватил ли секретаря райкома удар от страха, когда ему позвонил насчет Ал. Соболева инструктор ЦК? Не от хорошей жизни стал он оправдываться и врать. Показалось ему, что собственная его шкура затрещала, вот и запел сладким голосом.
После звонка Цветкова чудеса продолжались. Соболеву позвонила вдруг дама из отдела учета и распределения жилплощади (да разве они звонили кому-нибудь или когда-нибудь?!) и тоже сладчайшим голосом спросила: «Не можете ли, Александр Владимирович, с вашей супругой завтра зайти в наш отдел и получить ордер на квартиру в Южном Измайлове? Но хорошо бы раньше ее посмотреть»... Не привыкшие к таким «реверансам», мы ушам не верили.
...Дом, где нам предстояло жить - обычный, блочный, массовой застройки. Но он стоял на улице, не имевшей противоположного ряда домов: окна смотрели на березовый лес, начинавшийся в ста метрах от дома. Вы не поверите, мне не стыдно признаться - я заплакала от счастья. И от усталости тоже.
По случайному совпадению, конечно, мы получили ордер на новую квартиру тоже 24 января, но 1978 г. И так же порадовал нас этот день ярким солнцем, легким морозцем. Обладатели ордера, почти квартиры из трех комнат - десять, двенадцать и семнадцать метров, - слегка будто охмелевшие от радости и окончания хлопот, мы, как и шестнадцать лет назад, зашли в тот же промтоварный магазин и сделали такую же покупку — нарядные занавески на окна.
Всё? «Сказка вся, сказка вся, сказка кончилася?» К удивлению, нет.
В тот же день снова позвонил инструктор ЦК партии (я это подчеркиваю) Цветков. И крепко озадачил меня и самим фактом повторного общения по телефону с женой опального поэта, и содержанием беседы. У меня осталось впечатление, что звонил он затем, чтобы три или четыре раза настойчиво переспросить: «Так вас устраивает такая квартира?» Слово «такая» слегка выделялось интонацией. А разве у нас был выбор? Думаю, что в представлении Цветкова это была не квартира, а убожество, рабам на потребу. Он отлично понимал, что подобное жилье для поэта Ал. Соболева откровенное оскорбление. Очевидно, ему было все-таки неудобно, не исключено, что мешала быть отпетым подлецом частичка совести.
Не избалованная вниманием высоких властных инстанций, удивленная подчеркнутым сверхбеспокойством о Соболеве, а главное - не искушенная в притворстве и хитрости, я отвечала утвердительно. Главным моим аргументом в пользу «такой» квартиры была березовая роща - рукой подать, у Александра Владимировича и у мамы - по комнате, по отдельной комнате, чего же еще надо?
Наверно, товарищ Цветков мысленно обругал меня затюканной плебейкой. Наверно, я сильно уронила себя в глазах партии. Не такой сговорчивой и уступчивой надлежало мне быть! Полагалось, как разъяснили потом люди сведущие, поломаться, покапризничать, покричать, потребовать... А я, измотанная и издерганная до крайности, боялась, чтобы и этого не отняли, не передумали.
Прошло немного времени после нашего новоселья, и я сделала очередное открытие: оказывается, жить в непрестижном районе - подобно ссылке. Это ведь не дом ЦК партии, предназначенный избранным. Оказывается, Ал. Соболева сознательно унизили, послав жить среди «простых» людей. Но, оказалось, эти самые «простые» люди были вовсе не простыми и не раз давали понять поэту, что не здесь его место...
Ехали мы как-то в теперь свое Южное Измайлово. Теснота. Автобус набит до отказа и хуже. Иных средств связи - нет. Стоим, стиснутые со всех сторон. И вдруг над ухом голос, вроде бы ни к кому конкретно не относящийся, просто размышляющий вслух: «Поневоле оценишь достоинства общественного транспорта. Глядишь, и с великим человеком проедешь...» Я цитирую с предельной точностью. Так было сказано. Слышалось в произнесенных словах и удивление, и недоумение, и затаенная даже насмешка, и похвала...
Очевидно, слух о том. что автор знаменитого «Бухенвальдского набата» живет вот тут. рядом с ними, казался для некоторых обитателей Южного Измайлова чем-то сверх-неправдоподобным. По советским кастовым меркам он должен был находиться где-то возле советских коммунистических «брахманов». Поэтому в первые месяцы жизни в Южном Измайлове Александру Владимировичу, особенно во время прогулок, очень много раз приходилось отвечать на вопрос: «Извините, это правда, что вы написали “Бухенвальдский набат”?» Услышав «да», люди заметно терялись: непривычно, необычно, странно... Потом благодарили, по обыкновению.
...Как-то раз мы куда-то спешили - Александр Владимирович решил (кстати, чего никогда не делал) воспользоваться правом военного инвалида и что-то взять в магазине без очереди. Несколько человек у прилавка недовольно заворчали. И вдруг громкий окрик: «Замолчите! Как вам не стыдно! Мы должны гордиться, что такой человек живет среди нас!»
Только журнал «Крокодил» отметил семидесятилетие поэта, да некоторые жители Южного Измайлова. В автобусе, в котором мы ездили, просто на улице. Это были розы, но с острыми шипами... И наносили невидимые миру раны. «Ату его... Ату!» Ничем иным не могу завершить повествование о битвах за крышу над головой. Присоединяю «цветок» к букету.
