В конце 20 — начале 30-х годов прошлого века мировой кризис затронул и Чехословакию, что не преминуло сказаться на объемах средств, выделяемых чешским правительством на «Русскую акцию». По подсчетам специалистов, девяносто миллионов крон дотаций на обеспечение русских эмигрантов в начале 20-х годов «превратились» в 1930 году в пятнадцать миллионов — «на вспоможение», а к 1937 году выделяемая сумма, около 2,5 миллиона крон, словно заговорила устами престарелых родителей «Русской акции»: «Дети, мы приютили вас и поставили на ноги, но мы устали… Настала пора позаботиться вам о себе самим…»
По утверждению исследователей истории Русского зарубежья, в те годы в Праге было действительно много русских эмигрантов. Однако при этом следует отметить, что их было не меньше и в других европейских странах: во Франции — в шесть раз больше, в Германии — вчетверо, в Польше — вдвое. К концу 20-х годов XX века высшие учебные заведения в Чехии окончили свыше двух тысяч русских эмигрантов, получивших профессии педагогов, юристов, экономистов, историков, инженеров. Всем им нужна была работа, однако наметилась тенденция, когда при распределении вакантных мест все чаще отдавалось предпочтение чешским гражданам.
Сложилась ситуация, когда «подготовленные для новой России» профессиональные кадры вынуждены были искать себе применение в других странах. С позиции постоянно проживающих в Чехословакии русских эмигрантов, особенно в представлениях молодежи, «бывшая родина Россия» непроизвольно также попадала в разряд «других стран», где можно было найти работу и стать общественно полезными личностями.
По мнению исследователя русской эмиграции в Чехословакии Е. Вербина, к концу 20-х годов прошлого века «эмигрантское общество постепенно деполитизируется, особенно молодежь. Политические партии раскалываются, их идейные ориентации теряют четкость и бескомпромиссность. Находит приверженцев "сменовеховство", утверждающее, что большевистская Россия под влиянием внутренних и внешних обстоятельств будет эволюционировать и со временем станет нормальным демократическим государством, поэтому надо отказаться от идеи свержения советской власти и начать с ней сотрудничать.
Часть эмигрантов поддается "возвращенческим” настроениям: прежней России все равно не дождаться, надо вернуться в ту, что есть. "Теоретическую базу" подготавливают "евразийцы": Россия — не Европа и не Азия, Россия — самостоятельный континент, Евразия, со своей — не европейской и не азиатской — моделью развития. Ее, эту модель, надо принять. Даже если она претворяется в жизнь сталинской диктатурой…».
Не оставили равнодушным
Большинство пассажиров «Философского парохода» с остановкой в Праге держалось в стороне от политических полемик в эмигрантской среде. Они занимались наукой, преподавательской деятельностью, культурно-просветительской работой. Провозглашенная эмигрантами «великая миссия по сохранению русской культуры и науки и ее лучших представителей для новой России» была прочитана и понята каждым по-своему…
«Пассажира-философа» Венедикта Александровича Мякотина не оставили равнодушным метаморфозы, происходящие в эмигрантском обществе. Родом из семьи мелких разночинцев, Мякотин в юности был приверженцем идей либерально-народнического направления. Выпускник, впоследствии профессор Петербургского университета, неоднократно арестовывался царским правительством за поддержку социал-демократических студенческих выступлений. В 1911 году был приговорен к году заключения за брошюру «Надо ли идти в Государственную думу».
По мнению Мякотина, Февральская революция 1917 года в России «…разразилась стихийно…явившись прямым результатом всего внутреннего строя государства и легшей на него непосильной тяжестью жестокой войны…» Большевиков он считал группой политических террористов. Поддержав Деникина, был арестован большевиками по делу Тактического центра, через год освобожден, но осенью 1922 года выслан из России, вместе с большой группой интеллигенции, без права возвращения на родину.
Политическая непримиримость
В эмиграции историк Мякотин оставался политиком. Его ибрали председателем Центрального комитета Пражской группы Народно-социалистической партии (НСП). Настроения «возвращенчества» среди эмигрантов он резко осуждал, а само возвращение в Советскую Россию считал недопустимым, так как связывал это напрямую с вопросом об отношении эмигрантов к идеологии и политике «тиранической» большевистской власти.
Исследователь творческой биографии Мякотина Е. Иогансен отмечал, что Венедикт Александрович неоднократно выступал на конференциях Пражской группы НСП и в Париже, публиковал статьи в периодике с изложением своих представлений об идеологической позиции эмигрантского сообщества. Им были сформулированы основные задачи русской эмиграции в политическом плане.
По его мнению, эмигрантская общественность должна объединяться в политические объединения для выработки отдельной программы. Венедикт Александрович допускал возможность на определенных этапах антибольшевистской борьбы сотрудничество с другими политическими группировками. Мякотин-политик ратовал за сочетание мирных способов борьбы с военной интервенцией.
Он писал: «Экономическая интервенция великих держав в Россию представляется мне совершенно неминуемой. Не может совершенно обессиленная страна сама себя вытащить из глубокой трясины. А экономическая помощь в широком государственном масштабе неразрывно связана с политическим влиянием…» Однако, оставаясь сторонником демократической республики в своих взглядах на политическое устройство России, Венедикт Александрович отдавал предпочтение федеративному строю под единым государственным управлением.
Исследователь биографии В. А. Мякотина Е. Иогансон писал: «В исторической концепции Мякотина важное место занимала оценка, как чрезвычайно существенного, фактора внешней опасности. Историко-культурное развитие русского общества, процесс создания государственности находились, по его мнению, в постоянной зависимости от внешних сил и событий. Для русских, как ни для какого другого народа, характерна постоянная забота о внешней безопасности, пристальное внимание к иностранным соседям… Вместе с тем при анализе проблемы "Россия и Запад" Мякотин исходил из признания единства русского и западного исторического пути. Результатом его научно-исследовательской работы в период эмиграции был ряд крупных монографий, статей и около ста рецензий. Они внесли значительный вклад в историографию…»