Ну, кончаю. Настроение паршивое. Забываюсь и отдыхаю в работе.
Твой А. Дубов.
Дневник Китти
Теперь кроме Виталия, Ричарда Львиное Сердце, профессора Т., Владимира у нас бывает еще Львов. Он тактично не вспоминает о том, как я его изувечила в церкви Большого Вознесения. Зато он вспоминает со всеми подробностями о том, как хоронили мы два года назад Сергея Борисовича Мещерского, где с ним познакомились впервые. Львов действительно очень интересный и огромного роста, но чересчур благовоспитан и потому немного скучен для меня. Он зовет меня вернуться петь в церковь и предлагает устроить к себе на работу в АРА. Но первое я не сделаю потому, что не имею свободного времени, а второе — потому, что в моем саду «Галочка» я слишком привыкла к моим «галчатам».
Владимир бывает почти каждый день. Сначала я ему всецело уделила два вечера, мы играли и пели до полного бесчувствия. Зато теперь, придя вечером, он неизменно остается наедине с моей мамой, потому что каждый вечер я ухожу с кем-нибудь из моих друзей в театр, в оперетту, в оперу, в Дом печати или куда-нибудь еще. Он сердится и тщетно пытается это скрыть. Тем лучше! Еще не то будет!..
Н. А. Манкаш — Е. П. Мещерской
Дорогая княгиня! Не браните — называла Вас и буду называть так, хотя бы в письмах! Хоть в письмах вспомнить золотую старину…
Была у меня в отпуске Валя, но о Китти и Дубове ни словом не обмолвилась. Ничего не удалось мне выведать, как я ни старалась. Зато Китти не сходит у нее с языка. И вот о чем я узнала. У Китти, оказывается, много поклонников. Нельзя ли за кого-нибудь пристроить мою Валюшку? Ведь она хорошенькая… Если Китти откажет Дубову, может, Вы поговорите с ним о Вале? Ведь она Ваша крестница, подумайте об ее судьбе! Хотите или не хотите, а вроде как родственница, а уж Китти как любит!..
Вот об этом и пишу, не оставьте ее своей заботой!
Преданная навсегда Ваша Н. А. Манкаш.
Дневник Китти
Все-таки в воскресенье с самого утра Владимиру удалось поймать меня, застав дома. С ним пришел его младший брат Николай. Его я совсем не помню. Он грубоват и ничего общего с Владимиром не имеет ни в чем. У него голос хотя и не профессиональный, но приятный баритон. Они принесли клавиры «Периколы», «Корневильских колоколов» и «Сильвы». Мы опять пели до бесчувствия: Валя, Владимир, Коля и я. Как весело было! Зато жильцы из себя выходили… В следующий раз Владимир принесет костюмы. Он говорит, у него их два сундука. Его тетка, уехавшая за границу, была опереточной актрисой и, уезжая, оставила ему все.
Между прочим, мы были на эстрадном концерте в Доме Союзов, где выступал Владимир. Ему действительно преподнесли две большие корзины цветов и бросали срезанные цветы прямо на сцену. Главное же представление состояло в кучке истеричек, выжидавших его выхода у заднего подъезда, и надо было видеть, как они завизжали и забесновались, когда он вышел.
Это, безусловно, вид особого душевного заболевания, и, может быть, оно вызывает в том, к кому направлено, тоже своего рода заболевание, выражающееся в самомнении и самовлюбленности?..
Е. П. Мещерская — Н. А. Манкаш
Милый друг Наталья Александровна!
Конечно, я позабочусь о Валиной судьбе, как заботилась и до сих пор, но сейчас мы с Китти еле живы от всего перенесенного за последние дни. Представьте себе: нам принесли новые повестки в суд. На нас наложили новую квартплату, объявив прошлую ошибочной!
Мы должны уплатить за все то время, которое прожили здесь по приезде из Рублева. Это выразилось в бешеной сумме. Нам грозила улица и выселение с опечатанием всего оставшегося имущества!
Весть о том, что нас опять выселяют и что на этот раз наше положение действительно безвыходно, облетела весь дом; и однажды утром, когда Китти ушла на службу, ко мне пришел Илья Ефремович (живущий над нами, у Е. К. Катульской). Он протянул мне пакет с деньгами, что меня потрясло до глубины души. Он просто сказал мне, что эти деньги у него «лишние», что он стар и одинок и что для него большое счастье сделать добро для нас. Вот какие чудесные люди нас окружают, и если у нас есть враги, то есть также и друзья…
Только я успокоилась, наивно предполагая, что, внеся требуемые деньги, прекращу весь процесс против нас, как в нашу дверь вдруг раздался стук. Гапсевич, Алексеев и несколько других представителей жилищного товарищества официально предложили мне пойти на мировую, поставив мне следующие условия. Я расписываюсь в моем добровольном выезде из квартиры и уезжаю с моими вещами куда глаза глядят, а они берут обратно из суда начатое против нас дело.
Китти была на службе, и я просила подождать до вечера, так как хочу посоветоваться с дочерью. Когда все ушли, Гапсевич вернулся.
— Я пришел затем, — обратился он ко мне, — чтобы предупредить вас. Вы ведь помните, что в свое время я первый отстоял вас с вашей дочерью. После чего я хотел укрепить ваше положение и устроить вашу дочь на работу моим секретарем. Поверьте, своего секретаря я уж как-нибудь сумел бы защитить. Вы этого не захотели, а теперь дело обстоит так, что я бессилен второй раз перед всеми и против всех вас отстаивать, это просто неэтично, и у меня нет к этому никакого предлога. Вам лучше, пока не поздно, смириться и уехать из Москвы в какую-нибудь провинцию. Сейчас вы уедете добровольно и с вещами, а дальше неизвестно еще, что может с вами случиться. Вы знаете, я защищал вас сколько мог, но… — И он красноречиво замолк.
Мне стало совершенно ясно, что наши комнаты уже кому-то предназначены.
На этот раз Гапсевич умывал руки. Конечно, если б в свое время Китти пошла к нему в секретари, этой катастрофы не случилось бы…
Когда Китти вернулась со службы и узнала обо всем, она сначала пришла в полное отчаяние. Потом объявила мне, что раз так, то наша участь решена и мы должны собираться и покинуть Москву.
Сердце мое было полно отчаяния. «Как, — думала я, — вся наша борьба за Москву, за свои две комнаты — все напрасно? Сесть в поезд и ехать… Куда? В полную неизвестность, в страшное ничто…»
Не успела я прийти в себя, как в передней раздалось два звонка. Значит, к нам. Я пошла открыть дверь. Пришел Владимир Юдин. Я, не скрывая, все ему рассказала.
— Хотите, — вдруг сказал Владимир, — я сниму с вас все эти неприятности? Я, как вернувшийся с фронта гражданской войны и хотя молодой, но певец, имеющий кое-какие заслуги, могу выхлопотать себе ордер на обе ваши комнаты и опередить того, кто на них посягает. Надеюсь, что вы не заподозрите меня в какой-либо заинтересованности, кроме искреннего желания помочь вам.
— Делайте что хотите, только спасите нас! — воскликнула я, еле сдерживая слезы. — Подумайте, нас с дочерью на свете только двое, и мы совершенно беззащитны! Около нас нет ни одной мужской твердой руки!
