Если в центральной России в моде были городки, то у нас, на юге России, преобладала другая уличная игра. Заостренная с двух сторон деревяшка клалась на землю, по одному из ее концов били палкой, и она подлетала в воздух; не давая ей упасть, следовало вторично стукнуть по ней, но с размаху и с силой, чтобы послать ее как можно дальше. Название этой игры я забыл, а вариантов ее было несколько; в ряде из них летающая деревяшка клалась концом над специально вырытой ямкой, и, ударенная палкой, сразу летела очень далеко.
В. большом ходу у нас были дзыги — самодельные же волчки размером с рюмку — цилиндрики с заостренным концом. Сделать дзыгу было нелегко: при вращении она должна была стоять как влитая и не испытывать биений. Запускалась она кнутиком: его длинная кожица наматывалась на волчок; отведешь кнут в стороны — дзыга закрутится, завоет. Через некоторое время подхлестнешь ее кнутом — вращение ускорится, звук станет выше. Таким манером ее можно было разогнать до невероятной скорости, когда в определенный момент, вслед за особо громким и сухим хлопаньем бича по ее боку, наступала полнейшая тишина и дзыга крутилась "молча"; лишь через десяток секунд к ней возвращался звеняще-воющий звук; сначала тонкий, а затем постепенно переходящий в более низкие тона. Мастеров "беззвучного" вращения дзыг на улицах было немного; я так и не научился этому мастерству, хотя мои дзыги отличались от других неоспоримым преимуществом и безукоризненной центровкой: я точил их на отцовском токарном станке. Куда же пропадал звук вращающейся деревяшки? Возможно, он и не пропадал, а превращался в ультразвук, недоступный нашему слуху — ведь при особо быстрых ударах конец кнута движется со сверхзвуковой скоростью ("выстрелы" бича циркачей или пастухов), которая сообщалась и волчку. Допускаю также, что при сверхзвуковом вращении предмет, теряя в весе (что известно из физики), мог воспарить над поверхностью тротуара и стать почти невесомым — либо под ним образовывалось нечто вроде уплотненной воздушной подушки. Кстати, от быстро вращающихся дзыг исходило явное тепло (или иллюзия тепла), а если наклонишь к такому волчку голову — резко кислило во рту, как от батарейки, а перед глазами бежали разноцветные узоры — фосфены. Если станешь физиком — очень советую смоделировать это нехитрое устройство и изучить его "аномальные" свойства доскональней.
Тем более, что кое у кого из ребят — "мастеров высшего класса" — иногда получалось нечто совершенно невероятное (существовало уличное название этой "фазы" движения, но я его забыл). Разогнанная бичом (кожа его в основании толще, к концу же — тонким жгутиком) до бесшумности и "дальше", дзыга как-то мгновенно превращалась на глазах у изумленной ребятни в овальный, реже круглый тонкий мутноватый диск, размером со среднее блюдце, сквозь который просвечивал — даже в центре — тротуар. Диск этот секунды две-три висел на высоте сантиметров пяти-семи над тротуаром, совершенно не касаясь его, иногда медленно и бесшумно плыл в сторону, затем моментально "материализовался" в бесшумно вращающийся волчок, а уж затем снова слышался звук. Такое мне довелось видеть четыре раза.
Извини, что отклонился от обещанной тематики, если не в экологию, то в физику…
К сожалению, "приличные" родители относили дзыги к тем же хулигански-неприличным забавам, которыми нежелательно было заниматься их "воспитанным" детям — голубями, воздушными змеями, рогатками, ашиками…
Ашики.
Как, я еще тебе не рассказал об ашиках? Это такие игральные косточки, вероятно, в чем-то заменявшие северороссийские бабки. Ашики в Крыму были в большом ходу. Таранные кости бараньих ног — вот они, на рисунке — тщательно очищались, отбирались по размерам, весу, и ребятня гоняла эти ашики по улицам в играх со множеством вариантов, так и оставшихся мне неведомыми, ибо мне было настрого запрещено даже приближаться к этой "хулиганской" уличной игре. Но я подметил, что в одном варианте ашики выстраивались шеренгой, и игрок издали выбивал их еще одним ашиком, затем у разлетевшихся ашиков учитывалось каждое положение, и этих положений, было, кажется, четыре; помню название лишь одного из них — абдрашик. В какой-то из игр ватага игроков продвигалась вдоль по улице, выбивая ашик за ашиком. Ашики выменивались, продавались-покупались, выигрывались-проигрывались; самые "удачливые" ценились очень высоко и окрашивались в яркий цвет. В некоторых высверливались ямки, заливаемые свинцом; из-за ашиков — а какие-то из игр в них явно азартными — порой случались шумные разбирательства, доходящие до "стукалок"; у злостных нарушителей игр все ашики (или их часть) конфисковывались.
Из великого множества уличных и дворовых игр упомяну еще одну — "отмерного". Это была такая как бы суперчехарда. Один мальчишка нагибался, упершись ладонями в колени, другой издалека разбегался, отталкивался ногами от земли и пролетал, расставив ноги, над первым так, чтобы успеть и суметь руками (и только руками) дополнительно оттолкнуться от его спины, и приземлиться как можно дальше от точки взлета. Замерялось общее расстояние; оно, разумеется, было на много больше, чем при обычном прыжке в длину. "Отмерной" разыгрывался тоже в различных вариантах и комбинациях.
Все эти уличные игры не только укрепляли мышцы, вырабатывали ловкость и смекалку, учили мастерить, но и — самое главное! — воспитывали чувство коллективизма, братства, и величайших достояний человечьего социума — бескорыстной дружбы, честности и взаимовыручки.
Никогда не слушай тех, кто ратует за единоличие и индивидуализм. По своей природе человек — существо социальное (общественное) — иначе, еще в доисторические времена, в тяжелейшей борьбе за выживание, наш вид — Homo sapiens — не уцелел бы. Семьи, стаи, стада, племена, затем таборы, деревни, поселки, города — все это, несмотря на ужаснейшие войны, уцелевало или возрождалось, и никогда никому не отнять у людей веру друг в друга, в справедливость, в бескорыстие, а также в то, что основы и залог всех наших благ земных (а загробной "жизни" нету, можешь мне, старому дотошному естествоиспытателю, поверить) — в упорном созидательном Труде, и, безусловно, в Дружбе.
Но хватит нотаций, вернемся еще ненадолго в мое детство. Лазанье по скалам, и, особенно, по деревьям, великолепно развивало мозг и тело. Взлезть на толстенный, грубокорявый ствол старой акации можно было только босиком, и у скалолазов, и у древолазов должны быть крепкими все мышцы — и рук, и ног; цепкими должны быть и пальцы рук, и подошвы ног, иначе сорвешься, разобьешься…
Что ребята делали на деревьях (не говорю уже о "сборе урожая" в чужих садах)? Прежде всего, с них высоко и далеко было все видно. Кроме того, там можно было найти гнездышко с крохотными яйцами, а то и с птенчиками. На высоких гледичиях росли длинные, широкие как ремни, коричневые стручки: расщепишь его, а внутри — сладкая зеленая мякоть. Однако забирались на это "держи-дерево" лишь немногие спецы — оно, даже по стволу, усажено громадными пучками острейших, как шилья, оранжевых шипов, раны от которых подолгу не заживали.
