- Вы, лейтенант, опоздали с докладом на двадцать минут - на войне одно это уже преступно. А таблица составлена вами хуже, чем в автопарке батальона на выход автомашин. К 20.00 подготовьте плановую по всем правилам...
Долго пришлось мне соображать, где и какие ошибки подметил Михаил Георгиевич в моей работе. Время шло, и к установленному сроку я составил новую таблицу, мало чем отличавшуюся от предыдущей.
- Лучше, но далеко до требуемой. Кстати, лейтенант, у нас в полку многие знают, как это делается. Я жду вас в 23.00, - сурово произнес Петров, глядя куда-то в сторону.
Теперь только я понял, что надо было сразу обратиться к товарищам. Обошел Сапьяна, Труфанова, Бабака, которые помогли составить плановую таблицу по всем законам. Уже глубокой ночью Петров утвердил ее.
Еще несколько подобных практических уроков - и моему непомерному самолюбию и столь же щепетильной гордости наступил конец. Сейчас, пройдя школу жизни, я с благодарностью вспоминаю своих первых учителей и конечно же Михаила Петрова, так много давшего мне при командирском становлении. И в эскадрилье тогда было много опытных командиров и специалистов своего дела: и капитан Березовский, и капитан Михайлов, и техники звеньев лейтенанты Мичурин, Романов, Шимаев. Опираясь на них, я успешно решал поставленные задачи.
Помню, как в короткий срок вводили мы в строй прибывших к нам молодых летчиков. Их было семь - младшие лейтенанты Симковский, Овечкин, Показ, Кочкин, Цикунов, Никитин, Бабий.
Мой заместитель по летной подготовке Петр Гучек, командиры звеньев лейтенанты Борис Лихонос, Федор Тихомиров, Григорий Синюта, несколько позднее и Константин Щепочкин летали с ними на отработку техники пилотирования, слетанности в парах и звеньях по новому боевому расчету. А в заключение программы необходимо было облетать район боевых действий. Подготовка к таким полетам проводилась на уровне боевых, в состав группы более двух молодых пилотов не брали.
Хорошо запомнился один из таких вылетов. При подготовке к нему особое внимание молодых летчиков я обратил на осмотрительность в воздухе:
- Еще раз напоминаю известные, достаточно проверенные войной истины: не отрываться от ведущего - враг коварен и хитер, и, если мы его не видим, это еще не значит, что его вовсе нет. Будьте вообще готовы ко всяким неожиданностям. При полете над линией фронта выполняйте противозенитный маневр, особенно в районе переправ.
Итак, взлетели шестеркой. Младший лейтенант Иван Бабий шел ведомым у меня, а Порфирий Показ - у лейтенанта Синюты.
Ивана Бабия я знал по совместной службе еще в 25-м запасном авиаполку, куда он прибыл на переучивание. В его биографии было много путанного. По рассказам, первые два года войны он летал связным летчиком на По-2, затем участвовал в боевых операциях, но все время добивался направления на переучивание на истребитель. Наконец в декабре 1942 года прибыл в 25-й запасной авиаполк, где мы и встретились.
Особенно любил Иван рассказывать. Память его была неистощима. Он обладал необыкновенным даром и искусством мимики. Выражение лица его, голос, ужимки все в рассказе его олицетворяло личность, которую он хотел представить. При случае и без случая Иван сыпал шутками, пословицами, но, признаться, остроумием не отличался, и со временем мы привыкли к этой его взбудораженности. А вот с переучиванием дело у Ивана затягивалось. Правда, похоже было, что он не очень-то переживал.
И вот, прибыв в полк, Бабий попросился в мою эскадрилью. Летал он слабее своих товарищей - в воздухе терялся, ориентировался плохо. На земле же пытался компенсировать это своим балагурством, развязностью, чем вызывал только неприязнь у боевых летчиков.
Иным был младший лейтенант Показ. Молчаливый, несколько угрюмый, с небольшими, вечно припухлыми глазами, он хорошо пилотировал, но ориентировался в воздухе тоже крайне слабо, иногда терял аэродром даже при полете в зону.
Перед стартом я еще раз отдельно поговорил с Бабием и Показом о серьезности предстоящего полета. И мы взлетели.
День стоял солнечный, видимость хорошая. У самой линии фронта, однако, появилась облачность. Тогда мы снизились под облака и пошли вдоль Вислы. Тихо, спокойно... Эфир молчит.
Что ж, думаю, пока неплохо: молодые напряжены, конечно, до предела, опытные рассматривают места недавних и предстоящих схваток... И вдруг в этой тишине раздался крикливый тревожный возглас:
- Борода! Я - Бабий! Слышу гул вражеских самолетов.
Привычно осмотревшись, кроме своих, я никого не увидел:
- Противника не вижу. Уточните! - передаю по радио.
- Уточнить невозможно. Бабий слышит, но не видит противника, - ответил за моего ведомого Синюта.
- Вот это слух! - поддержал Щепочкин. Ребята посмеивались над молодым.
- Прекратить разговоры! - скомандовал я. - Справа обстреливают зенитки, доворот влево!
Справа и ниже действительно появились многочисленные шапки разрывов снарядов "эрликонов". И тут Бабий, шедший на боевом интервале, подтянулся почти вплотную к моему самолету.
- Бабий, займи боевой порядок. Так одним снарядом по обоим шибанут!.. приказал я.
Ведомый неохотно отошел вправо.
На посадку я завел группу к аэродрому так, чтобы молодые пилоты сориентировались не спеша - видимость несколько ухудшилась. Первым после роспуска должен был садиться Показ, но следовавший за ним Синюта перед третьим разворотом Показа из виду выпустил. Я запросил по радио о его месте - летчик не отвечал.
Что-то сразу подсказало: аэродром Показ потерял. Приказав всем садиться, я начал набирать высоту над летным полем, запрашивая Показа по радио. Вскоре он отозвался.
- Ты где? - спокойно спросил я.
- Не знаю, - прозвучало в ответ.
- Набери высоту 2000 метров, встань в круг и передавай мне, что видишь под собой, - приказал я.
- Аэродрома не вижу!
- Ну а что видишь? - Я старался сориентировать его на местности.
- Вижу дорогу, по которой большое движение машин...
Попробуй найти по такой информации иголку в стоге сена! И только когда Показ передал более характерный ориентир, я понял, что он крутится в десяти километрах от аэродрома, где я его тотчас нашел и привел на посадку.
При рулежке в конце полосы я заметил поломанную "Кобру", возле которой уже собрались техники. Оказалось, вывел самолет из строя Бабий. Выполняя посадку на большой скорости, со сносом, он умудрился еще "скозлить", и, конечно же, столь грубого приземления передняя стойка шасси не выдержала. Не много ли происшествий для одного тренировочного вылета?
Наг разборе полетов ни Показ, ни Бабий свои ошибки объяснить не смогли. Для летчика же это важно. Ясным становилось одно: придется долго и терпеливо учить их сначала на земле, затем уже в воздухе, прежде чем отправить на боевое задание.
