И продолжалась эта идиллия вплоть до весны следующего, 1896 года…
27 апреля великий князь выехал в Москву, чтобы принять участие в коронационных торжествах. В Первопрестольной собралась почти вся императорская семья, «со всех сторон света прибывают иностранные принцы». А Константин Константинович вместе с женой едет на Николаевский вокзал встретить старших сыновей – Иоанчика и Гаврилушку. Они «выписали» мальчиков из Стрельны, чтобы те увидели великий праздник. «Заехали с ними к Иверской и въехали в Кремль Спасскими воротами». Салют, колокольный звон, многочисленные придворные, дипломаты, толпы простого народа… Великий князь волнуется, он понимает, что на следующий день произойдет «нечто необыкновенное, важное, полное глубокого значения».
На 14 мая в кремлевском Успенском соборе назначена коронация. Пройти она должна по старинному обычаю. Великий князь уже с утра на Красном крыльце. Вот загудел колокол Ивана Великого, раздался салют, на небе – ни облачка, и солнце залило яркими лучами соборную площадь, «высоко под самыми голубыми небесами с пронзительными криками реяли ласточки».
Войска построились, зрители занимали свои места на трибунах. Шествие, возглавляемое вдовствующей императрицей Марией Федоровной, торжественно двинулось к собору, сопровождаемое многочисленными криками «ура». Внутри же храма, справа от трона, выстроились в парадном облачении великие княгини и принцессы. Слева, лицом к алтарю, стояли великие князья. «Крики на площади возвестили нам шествие их величеств». Духовенство вышло встречать речами и «почтить их каждением фимиама и кроплением святой воды». Придворные несли скипетр, державу, большую корону. И вот наконец в собор вошли их величества, поклонились местным иконам. Император, как отмечает в дневнике Константин Константинович, был сосредоточен, на лице у него – молитвенное выражение, а во всем облике сказывалось величие. Александра Федоровна – воплощение «кротости и доброты». А императрица-мать словно помолодела, по наблюдению великого князя, она выглядела ничуть не старше, чем тринадцать лет назад, в день своего коронования. Или ему просто хотелось видеть ее такой молодой?
В наступившей тишине было слышно, как государь прочитал «Символ веры». Вот великие князья Владимир и Михаил помогли ему надеть порфиру, «при этом разорвалась его большая бриллиантовая Андреевская цепь». Константин Константинович никак не комментирует этот неприятный инцидент, но, читая эти слова, невольно задумываешься: не был ли разрыв драгоценной цепи зловещим предзнаменованием будущей трагической судьбы Николая II и его семьи?
Великий князь так взволнован в эти минуты, что почти не слышит слов, сказанных митрополитом Палладием. С трудом различает он и слова молитвы, которую читает, стоя на коленях, император. «Только когда все опустились на колени, а государь один стоял во весь рост, я мог на него налюбоваться…»
Величие всего происходившего в соборе произвело на великого князя Константина Константиновича «неописуемое впечатление». Богослужение от начала коронования до конца литургии продолжалось два с половиной часа, но время для него словно остановилось. Натура поэтическая, впечатлительная, он был преисполнен восторгом, увидев редкое по красоте и роскоши зрелище, услышав дивное пение и трогающее до глубины души молитвословие. Особенно великому князю было приятно, что государь в этот торжественный день был облачен в мундир родного Преображенского полка.
Вечером великий князь вместе с женой Елизаветой Маврикиевной повез детей полюбоваться иллюминацией. Выехав из Кремля через Боровицкие ворота, они целый час кружили по Волхонке и Ленивке; а переехав через Каменный мост, гуляли по другой стороне Москвы-реки. Потом, вернувшись через Москворецкий мост на Красную площадь, въехали в Кремль через Никольские ворота. Повсюду – громадные толпы народа. Двигались с трудом, чтобы никого не задеть. Но люди узнавали членов великокняжеской семьи, встречали их радостными улыбками, приветствовали оглушительным «ура». Кругом – волшебная иллюминация, море огней, народное ликование, которому, казалось, не будет конца…
День за днем император принимал поздравления и подношения. «Подносили без счета дорогие блюда с хлебом-солью, ими заставили в Андреевском зале несколько больших столов. Что за непроизводительный расход! Сколько можно было бы сделать добра на эти деньги!» Но это далеко не все… В один из дней Николаю Александровичу было поднесено 192 блюда с солонками. Особенно привлекательным оказалось то, что подарили государю представители московского купечества. Оно было выполнено по рисунку замечательного русского художника Виктора Васнецова, изобразившего Георгия Победоносца, поражающего дракона.
Правда, получая дорогие подарки от подданных, император тоже не скупился: на Ходынском поле от государева имени было выставлено знатное угощение для всех желающих. И вот 18 мая Константин Константинович, который жил в эти дни вместе с семьей в Потешном дворце Кремля, услышал страшную весть:
…ранним утром, когда на Ходынском поле, где в 2 ч должен был начаться народный праздник, раздавали народу от имени государя кружки и посуду (кружек было заготовлено полмиллиона), произошла страшная давка и оказалось 300 человек задавленных до смерти.
Уже через несколько часов выяснилось: погибло около полутора тысяч человек.
Что чувствовал, узнав об этой трагедии, самодержец? Трудно сказать, в душу человеку не заглянешь. Но внешне, по крайней мере, он оставался спокойным. В Петровском дворце Николай Александрович пил чай вместе со съехавшимися на коронацию из губерний волостными начальниками и старшинами. А вечером он отправился… на бал к французскому послу. Правда, великий князь услышал от С. Ю. Витте, что из Государственного казначейства отпускается 300 000 рублей в помощь семьям пострадавших на народном празднике. Но… спокойно пить чай в такие минуты?
Константин Константинович потрясен равнодушием Николая II. Он растерян, удивлен, не может понять причины его бездушия. Пытается найти понимание у своего любимого с детства кузена – великого князя Сергея Александровича, генерал-губернатора Москвы. Но он, так же как и его братья Владимир и Павел Александровичи, убеждает Константина Константиновича в том, что коронация – такое важное для страны событие, что торжества нельзя отменить ни при каких обстоятельствах. Даже гибель полутора тысяч людей не может этому помешать…
Как же горько разочаровываться в людях, особенно когда любишь их долгие годы! 19 мая великий князь с горечью отмечает в дневнике:
Казалось бы, следовало бы Сергею отменить бал у себя, назначенный на завтра, но этого не будет. Казалось бы, узнав о несчастье, он должен бы был сейчас же поехать на место происшествия – этого не было. Я его люблю, и мне больно за него.
