Начальник штаба отряда И. Мелехин в своих воспоминаниях так описывает это событие.
«Лазо тепло поздоровался, пожав всем нам руку, внимательно посмотрел на карту, разложенную на столе, и сказал:
— Да, у вас пятиверстка! Замечательно! Редкая карта в настоящих условиях. Хорошо бы всем отрядам иметь такие карты.
Он стал расспрашивать о расположении противника, следя за пометками на карте. Разобравшись в нашей военной обстановке, Лазо сказал нам, что в Южное Приморье стягиваются крупные силы белых для ликвидации партизанского движения. Сучанскую ветку американцы и японцы усиливают новыми воинскими частями… Ясно, белогвардейцы совместно с интервентами вскоре поведут большое наступление. Надо быть готовым.
Наш командир отряда Шевченко, закрутив ус, вставил реплику:
— Пусть идут, мы не особенно испугались и паникерами не были.
Он искоса посмотрел на Лазо.
— Это хорошо, что вы не испугались! Но необходимо укрепить отряды и сделать их более боеспособными, выбросить неустойчивые элементы.
— Я знаю своих ребят — не подведут! Нечего по-пустому слова тратить! — запальчиво возразил Шевченко.
Все переглянулись. Лазо уловил какое-то скрытое недовольство, но не подал виду и, еще более оживившись, продолжал беседу о воспитании бойцов и о подборе крепкого, надежного командного состава.
В комнату вошла хозяйка, предложила покушать и выпить чаю. Все обрадовались возможности замять неловкость, вызванную поведением Шевченко. За чаем беседа продолжалась. Лазо расспрашивал о жизни отряда, о настроении бойцов, о связи с населением.
— Ну, а как у вас с дисциплиной в отряде, товарищи? — неожиданно спросил Лазо и посмотрел сначала на командира, а потом на начальника штаба.
Мне пришлось сознаться:
— Дисциплина у нас хромает даже у командиров…
— Хорошо бы сегодня же собрать комсостав и поговорить с бойцами, — выразил желание Лазо».
После беседы с командным составом Лазо попросил созвать митинг.
Перед зданием революционного штаба собрались сотни людей. Весть о том, что приехал командующий, была встречена сочувственно и дружелюбно далеко не всеми партизанами. Ведь до этого командующего, по существу, не было, и в партизанской среде наблюдались и анархистские тенденции и некоторая расхлябанность. И теперь, когда началась централизация партизанского движения, наиболее отсталые элементы заволновались, зашумели.
На митинге был выборный председатель, все, что полагается, но никто не мог удержать разбушевавшейся стихии. Два-три часа шла жестокая борьба между организованным началом и анархистской вольницей. Страсти подчас разгорались с такой силой, что кое-кто угрожал даже друг другу штыками, размахивал шашками.
И вот на трибуну взошел Лазо.
Большое самообладание, умение говорить с народом простым, образным, доходящим до сознания, до сердца языком помогли Лазо овладеть вниманием слушателей. «Иногда, — вспоминает присутствовавший на этом митинге А. Фадеев, — отдельные партизанские вожаки начинали понимать, что он старается подчинить их себе, взять их в руки, й снова поднимали крик, но он стоял спокойно, ждал, пока они кончат, и не уходил с трибуны. Когда они переставали кричать, он продолжал свою речь. Я помню, иных из ораторов пытались стащить с трибуны, но против Лазо таких выпадов не было — так велико было его обаяние».
Этот митинг закончился полной победой Лазо.
Шевченко согласился с критикой его действий и был оставлен командиром цемухинского отряда.
Под энергичным воздействием нового командующего в отрядах проводились регулярные полевые занятия, был введен дисциплинарный устав, имевший большое значение для укрепления боеспособности партизан.
Устав обязывал старых партизан делиться боевым опытом с новичками, держать в исправности и чистоте свое оружие, точно и немедленно выполнять все приказы отделенных, взводных и ротных командиров. Партизан обязан быть честным, вежливым по отношению к населению. Между партизанами должно быть чувство глубокого искреннего уважения: «наша сила в спайке и товариществе». Если случайно партизан попадется колчаковцам, пусть не надеется вымолить себе пощаду разглашением военной тайны. Смерти в плену все равно не избежать, так лучше умереть честным бойцом, с высоко поднятой головой, нежели предателем.
Партизаны свято соблюдали этот устав, ставший законом для всех партизанских отрядов Приморья.
Лазо пробыл в отряде Шевченко несколько дней. Он покорил всех своей простотой, приветливостью, организованностью, трудоспособностью. Одеждой он не отличался от обычных партизан. Спал удивительно мало. Улягутся бойцы на покой, в штабе остается лишь дежурный, а вместе с ним бодрствует и командующий. Пристроившись у маленькой керосиновой лампочки, он что-то пишет или читает. Засыпал он быстро но сон у него был необычный. Если его будили, он тотчас вскакивал, сгонял как бы с лица рукою сон, словно он вовсе и не спал, а думал именно о том, о чем его сейчас спрашивали.
В селе Фроловке Ольгинского уезда коммунисты организовали митинг. Собралось несколько тысяч человек: крестьяне окрестных деревень — русские, китайцы, корейцы; пришли шахтеры-сучанцы со своими вожаками — передовыми рабочими — большевиками Локтевым, Мартыновым, шахтеры — зыбунцы, цемухинцы, майхинцы. Многие явились с семьями. Все были возмущены зверствами колчаковцев и интервентов. Настроение было боевое.
Митинг этот открыл представитель Дальневосточного краевого комитета партии. Все внимательно выслушали сообщение о решениях партии усилить борьбу Советов с врагами революции — бандами Деникина, Краснова, Юденича, Колчака и интервентами.
«Хорошо!.. Правильно!..» — неслись одобрительные возгласы.
Вдруг из центра села раздалось дружное «ура». Через минуту выяснилось, что это приветствовали идущего на митинг Лазо. Крестьяне и шахтеры окружили его, подхватили и на руках пронесли к трибуне.
Лазо рассказал собравшимся о зверствах, творимых белогвардейцами и интервентами:
В деревню Казанку приехал карательный отряд колчаковцев в четыреста человек во главе с генералом Смирновым. Офицеры согнали всех жителей на сход, а затем окружили их и стали допрашивать, кто за советскую власть, есть ли большевики. Сход угрюмо молчал. Тогда генерал приказал своим подручным публично на глазах у всех пороть мужиков раскаленными шомполами, требуя сдать оружие, выдать большевиков и сочувствующих им. Восемнадцать человек получили по восьмидесяти ударов шомполами. Крестьянин Полунов был расстрелян.
— Да разве колчаковские генералы и офицеры только в Казанке издевались над тружениками? — говорил Лазо. — Рассказывали ли вам, как колчаковцы в Ивановке избили и изувечили семьи Копая и других? Знаете ли вы, как убили товарища Кошмана? Бандиты на глазах его родителей и населения отрубили Кошману руки и ноги. Это было в деревне Хмельницкой…
