— Да разве колчаковские генералы и офицеры только в Казанке издевались над тружениками? — говорил Лазо. — Рассказывали ли вам, как колчаковцы в Ивановке избили и изувечили семьи Копая и других? Знаете ли вы, как убили товарища Кошмана? Бандиты на глазах его родителей и населения отрубили Кошману руки и ноги. Это было в деревне Хмельницкой…
В Гордеевке каратели застали девять стариков, не успевших скрыться, — все остальное население бежало от палачей и насильников в тайгу. Стариков сначала допрашивали о партизанах, затем выпороли, потом жестоко били шомполами, подвешивали к потолку, обливали кипятком; но они ничего не сказали палачам. Тогда офицеры построили стариков в ряд и собственноручно расстреляли.
И в Приморье слышали о богатом селе Ивановке в Амурской области. Многие бывали в Ивановской школе, в больнице, в библиотеке, в мастерских. Японские интервенты вместе с карателями-белогвардейцами сожгли школу и больницу. Они загнали в избы триста жителей и сожгли дома вместе с людьми. Все, кто остался жив и способен носить оружие, ушли в партизанские отряды.
— Дорогие братья, рабочие, крестьяне и партизаны! — говорил Лазо. — Белобандиты и интервенты постараются пролить еще много нашей крови. Мы должны помнить, что если мы не будем бороться с врагами, если мы не сорганизуемся, у нас победы не будет…
Сучанская долина — дальневосточный Донбасс — была опорой, душой партизанского движения в Приморье. Здесь нужно было нанести сильный удар по интервентам и белогвардейцам, а затем двинуть партизанские части к центру интервентов, во Владивосток.
Дальневосточный областной комитет партии поставил перед партизанами задачу захватить Сучанский угольный район, разрушить подъемники [32] и прекратить подачу угля Владивостокскому порту, Уссурийской и Китайско-Восточной железным дорогам. Успешное выполнение этого плана имело огромное значение. Оно задержало бы движение поездов и пароходов, подвозивших в Сибирь и на Урал Колчаку и интервентам оружие, снаряды и продовольствие.
Одновременно с этим партийный комитет приступил к организации всеобщей забастовки на Китайско-Восточной и Уссурийской железных дорогах, во Владивостоке и других городах и районах Приморья.
Забастовка началась в конце июня.
2 июля 1919 года на всех железнодорожных станциях и в городах Дальнего Востока был вывешен приказ так называемого «верховного уполномоченного российского правительства на Дальнем Востоке» генерал-лейтенанта Хорвата. В этом приказе Хорват отмечал, что многие местности Уссурийского края охвачены большевистским восстанием, и сетовал по поводу того, что большевики портят железнодорожные пути, взрывают мосты и мешают действиям белых войск в Приморье, а также доставке из Владивостока необходимого военного снаряжения Колчаку.
Хорват объявил Уссурийскую дорогу на военном положений и приказал всем забастовщикам немедленно выйти на работу. Тех же, кто не подчинится приказу, он грозил предать прифронтовому военно-полевому суду.
Угроза расстрелов, многочисленные аресты, выселение из квартир вместе с семьями не сломили, однако, боевого духа рабочих. На Сучане, во Владивостоке, Никольск-Уссурийском, Спасске, на Китайско-Восточной железной дороге — всюду рабочие продолжала забастовку. Они показали высокую политическую зрелость, чрезвычайную сплоченность, организованность, безграничную преданность революции и советской власти.
Партизанские отряды Лазо вызывали большую тревогу в стане врагов. Начальник владивостокского отделения управления милиции Уссурийской железной дороги Петров сообщал 6 июля 1919 года:
«Секретно
Полковнику Г. Альтману…
Большевики прислали к рабочим делегатов и просят их продержаться до 10 июля с. г., так как в настоящее время все большевистские отряды отрываются от линии железной дороги и сосредоточиваются в бухте Тавайза под командой прапорщика Лазо. Имеет намерение напасть на Владивосток и захватить патроны на Второй Речке, взорвать склады, а также взорвать Минный городок в Гнилом Углу…»
Популярно было имя «прапорщика Лазо». Действия партизан были настолько успешны, что врагам чудилось уже не только нападение их на Владивосток и захват патронных складов, но и взрыв погребов со снарядами на Второй Речке и даже взрыв Минного городка в Гнилом Углу. Если бы партизаны взорвали Минный городок, то это повлекло бы за собой разрушение не только крепости: от самого города Владивостока осталась бы груда развалин. Большевистская организация никогда не давала и не могла давать таких директив. Белогвардейцы от страха теряли голову и пытались запугать население теми «ужасами», какие якобы несут с собой партизаны.
Партизаны Сучанской долины готовились к трудным боевым операциям. Во всех отрядах проверяли запасы оружия, патронов, снаряжения. Утром, чуть свет, горнист играл сбор и в назначенном месте съезжались упражняться в верховой езде и рубке кавалеристы. Пехотные части тренировались в стрельбе, проводили тактические учения.
Крестьяне заботились о партизанах, снабжали их продовольствием и даже одеждой. Женщины стирали и шили им белье. Многие подростки были прекрасными лазутчиками, пробирались в части белогвардейцев и интервентов и передавали партизанам все, что разведывали, видели и слышали у врагов.
Вскоре партизаны Ольгинского уезда получили приказ:
«В ближайшие дни отряды должны принять меры для порчи путей и проводов. Для этой цели отправляйте небольшие команды, они незаметно будут делать это дело. Ведите непрерывную разведку, выясните, где и как охраняется железная дорога, ведет ли противник разведку в нашу сторону.
Если по линии имеются посты противников, то их нужно тревожить. Для этой цели посылайте двух-трех надежных партизан. Не предпринимайте крупных операций. Не передвигая значительных сил, мы должны все время тревожить противника, ни на один час не оставлять его в покое и разрушать мосты. Особенно на это мы должны обратить исключительное внимание ввиду того, что на узкоколейке не прекращается борьба отрядов Петрова [33] и других с американцами и японцами.
Всякое расстройство железной дороги и телеграфа внесет расстройство в ряды наших врагов в Сучанском районе.
Копию этого донесения спешно отправьте в петровский и майхинский отряды. Информируйте, что будет сообщаться из Петровки и Многоудобного.
Если в Петровке действительно взяты пленные, то таковых не отпускать и не обменивать до получения указаний от штаба или от меня.
С пленными обращаться хорошо.
