Бронепоезд остановился. Замолчали раскаленные пулеметы. Только орудия еще не унимались, изрыгая огонь и забрасывая снарядами отступающих в панике деникинцев.
Железняков откинул люк над командирским мостиком. Его вспотевшее, разгоряченное лицо обвеял теплый ветерок. Из степи несло запахом травы и каких-то цветов...
Воспользовавшись перерывом, артиллеристы и пулеметчики выпрыгнули с бронеплощадок, разбрелись по обеим сторонам железнодорожной насыпи.
Анатолий подошел к паровозу:
- Давайте условный сигнал разведке. Пускай скачет сюда. Узнаем, куда дальше бить.
Зашипел пар, и над степью пронзительно и протяжно завыл гудок, сливаясь с гулом удалявшейся на запад канонады.
Брешь во фронте белогвардейцев была пробита. Наступление противника прекратилось. Теперь требовалось заставить его откатиться за станции Пятихатка и Верховцево к Днепру. Там врага можно будет зажать между железной дорогой и рекой. К взаимодействию с бронепоездом и пехотой уже приготовилась Днепровская военная флотилия.
Но деникинцы разгадали план советского командования. Против бронепоезда, двигавшегося, словно огромный таран, к Пятихатке, было сосредоточено свыше десяти батарей, много пулеметов.
Части 14-й армии были встречены артиллерийским огнем. Наступавшая при поддержке бронепоезда пехота укрылась за железнодорожной насыпью.
Железняков действовал осмотрительно. Отведя поезд за выемку, он выслал разведку из конного десанта. Вместе с конниками поехали старшие артиллеристы башен, они определили ориентиры. Начался обстрел вражеских батарей и станции с закрытых позиций.
Деникинцы применили отчаянный маневр. Собрав большую группу конников, они бросили их на красную пехоту, залегшую за насыпью. Расчет их был простой - бронепоезд не успеет быстро отойти, и конница очутится в мертвой зоне, тогда ей не страшны орудия и пулеметы.
Железняков быстро нашел выход. Он отдал команду. Бронепоезд на полном ходу помчался в сторону вражеских батарей, проскочил вперед километра два. Отсюда вражеская конница оказалась как на ладони - ее можно было в упор расстреливать с правого борта поезда.
Белые не выдержали шквала огня. Красноармейцы поднялись в контратаку. Артиллерия перебросила огонь на батареи и станцию. После нескольких залпов к небу взметнулись столбы дыма, раздались взрывы.
Замедлив ход, бронепоезд пошел к Пятихатке. А вдруг белогвардейцы подорвут железнодорожное полотно? Железняков поставил вперед смотрящих на головные платформы.
Кругом гремело:
- Даешь беляков!
Это пехота, раскинувшись в цепи по обеим сторонам насыпи, бежала за бронепоездом. Но Железняков, ворвавшись на станцию, не стал задерживаться на ней, чтобы не дать врагу сконцентрировать силы для контратаки. Он знал, что в Пятихатку уже вошли красные пехотинцы, что они выбивают из домов застрявших там деникинцев, закрепляют позиции у вокзала.
Так 11 июля 1919 года была занята крупная узловая станция Пятихатка.
Через два дня напор деникинских полков был сломлен по всему екатеринославскому направлению.
12 июля части 14-й армии вели бои за Верхнеднепровск, заняли станцию Верховцево, захватив при этом три паровоза и много военного имущества противника.
На каждой отвоеванной станции железняковцы поднимали красные флаги на водонапорных башнях.
Бронепоезд имени Худякова, взаимодействуя с Днепровской военной флотилией на левом фланге и с пехотой на правом, прорывался к Екатеринославу.
16 июля наши части повели наступление на Сухачевку - предместье города. Здесь было огромное скопление деникинских частей. На рассвете были зажжены постройки на небольшой станции Запорожье. Это был сигнал для общего наступления.
Утро гудело канонадой. По намеченной цели открыли огонь стоявшие в глубоком тылу красные батареи и корабли Днепровской флотилии. Бронепоезд пошел полным ходом прямо на Сухачевку, на станции он врезался между двумя белогвардейскими эшелонами и, не дав врагу опомниться, ударил с обоих бортов из всех пулеметов. В рядах противника началась паника. Треск пулеметов, взрывы гранат, гул рвущихся вблизи снарядов - все смешалось.
Железняков понимал, что нельзя давать врагу опомниться, надо гнать его к городу, прижать левый фланг к реке, под огонь Днепровской флотилии.
Но вдруг случилось нечто неожиданное. Паровоз словно подбросила какая-то гигантская сила. По бронированной крыше застучали обломки. От сильного толчка Анатолия откинуло к стенке.
Он крутанул ручку телефона. Полное молчание. Железняков тревожно крикнул в переговорную трубку:
- Что произошло?!
- Повреждена башня в лобовой бронеплощадке - снаряд пробил броню. Убит наповал первый наводчик Коваленко, тяжело ранен пулеметчик Чумак... ответил кто-то из команды.
- Как остальные товарищи? - с беспокойством спросил командир.
- Есть контуженные и легко раненные, но продолжают вести огонь.
Рассыпавшись в цепи, белогвардейцы начали переходить в контратаки. Артиллерия открыла беглый огонь по бронепоезду.
Железняков отдал команду:
- Полный назад! Пулеметчикам открыть огонь вдоль линии! Не подпускать к полотну ни одной белой сволочи! Ромадов, открыть огонь по белогвардейской артиллерии!
Грохоча вагонами, бронепоезд пополз назад.
Вдруг у самого хвоста состава ударил вражеский снаряд. В воздух взлетел огромный столб земли и пламени. На несколько метров разметались рельсы...
Бронепоезд оказался отрезанным от своих частей.
Не теряя хладнокровия, Железняков приказал немедленно восстанавливать путь. Зазвенели сброшенные на землю запасные рельсы. Двое из ремонтной партии упали, сраженные вражескими пулями. Но рельсы были уже на месте.
Пыхтя и фыркая, весь гудящий от стука работающих пулеметов и залпов орудий, бронепоезд загрохотал по восстановленному пути.
Громкое "ура!" прокатилось по вагонам.
25 июля бронепоезд пришел на станцию Эрастовка, к месту расположения своей базы. Надо было в срочном порядке отремонтировать одну из башен, выведенную из строя вражеским снарядом. Да и боевые запасы надо было пополнить. На станции в постоянной тревоге за мужа вместе с больными и ранеными бойцами находилась жена Железнякова, помогавшая команде в качестве медицинской сестры.
Команда бронепоезда могла хоть немного отдохнуть.
Опустились сумерки. Анатолий и Елена пошли погулять к небольшому пруду вблизи станции.
За прудом чернели мазанки небольшого селения. Слабый свет костра, горевшего около станции, напоминал горящую головню, забытую кем-то в степи. Где-то вдали лаяли собаки. Казалось, будто никогда здесь не было вблизи ни фронтов и ничего такого, что нарушало бы этот ночной покой.
