Ознакомительная версия.
3 ноября 1944 г. пресс-атташе германского посольства переслал в Берлин сообщение специального корреспондента агентства Рейтер Гарольда Кинга об открытии в Тулузе конгресса Национального испанского союза. В сообщении указывалось, что делегаты представляли 300 тыс. испанцев-эмигрантов. Присутствовали на конгрессе коммунисты, социалисты, члены республиканских партий, представители эмигрантов-католиков, бывшие депутаты республиканских кортесов, руководители испанской секции ФФИ. Конгресс обратился с «Воззванием к испанскому народу», в котором говорилось, что союз ставит своей целью «освобождение Испании от Франко при условии, что страна не будет ввергнута в новую гражданскую войну». В дальнейшем Национальный испанский союз не оправдал возлагавшихся на него надежд, но в то время франкистские власти и дипломаты рейха придавали ему большое значение и с понятным беспокойством следили за его деятельностью.
Правительство Испании, помимо надежды на успешные действия гражданской гвардии и других пограничных соединений против партизан, базировавшихся на юге Франции, с большим удовлетворением восприняло тезис Хейса, высказанный в его беседе с X. Лекерикой: «Агрессия «маки» против Испании абсолютно незаконна и компрометирует внутренний и международный статус режима де Голля»[272].
Вероятность нового тура гражданской войны не исключалась в те дни ни испанцами, ни иностранными наблюдателями. Толковали о необходимости избежать его и сторонники режима, и его противники.
Консервативное крыло оппозиции видело наиболее надежный путь предотвращения нового кровопролития в восстановлении монархии.
19 марта 1945 г. с манифестом к испанскому народу обратился претендент на испанский трон дон Хуан Барселонский. Впервые о своих взглядах и симпатиях дон Хуан публично заявил почти два года назад в письме к министру иностранных дел Хордане. В этом письме, воспроизведенном в июне 1943 г. прессой европейских нейтральных стран, он осудил внутреннюю и внешнюю политику Мадрида. Предметом особой его критики была фаланга. В манифесте 19 марта 1945 г. дон Хуан осудил режим генерала Франко, созданный по образцу тоталитарных систем держав «оси», как совершенно не соответствовавший характеру и традициям испанского народа. Представляя монархию как наиболее приемлемое для самой Испании и для внешнего мира средство примирения и установления согласия между всеми испанцами, автор манифеста, призвав к «восстановлению традиционного режима», обещал гарантию демократических свобод, широкую политическую амнистию, созыв законодательной ассамблеи, проведение необходимых политико-социальных мер в духе времени.
Манифест претендента не давал ответа, какие же силы должны были обеспечить восстановление монархии. По мнению Р. Гарриги, само появление манифеста можно объяснить только тем, что «Черчилль и Рузвельт, возможно, обещали претенденту, что союзники посадят его на испанский трон»[273]. Оставляет этот вопрос без ответа даже после смерти Франко и Кальво Серрер, который в свое время привез этот манифест в Испанию из Лозанны, где в то время находился претендент. В своем интервью Марта Комесу, характеризуя манифест как «разрыв с Франко, как настоящий заговор», он сообщает лишь о том, что говорил по поводу положений этого документа с генералами Ягуэ, Арандой, Муньос Грандесом, Канделаном, а также Карреро Бланко, единственным человеком, который из всех приближенных диктатора имел ежедневные контакты с ним[274].
Как свидетельствуют очевидцы, в ближайшем окружении дона Хуана кое-кто полагал, что «франкизм автоматически преобразуется в монархию». Франко, по разумению этой группы, в изменившихся международных условиях не сможет удержать власть, и передача ее сыну Альфонса XIII — единственное приемлемое решение испанской проблемы, которое должно было устроить всех — и испанцев, и внешний мир.
В возможность «автоматического» преобразования режима в преддверии разгрома фашизма были убеждены очень многие. Даже деятели, имевшие репутацию реалистически мыслящих политиков, находились во власти иллюзий, полагая, что им удастся «уговорить» Франко добровольно уступить власть претенденту на престол. Герцог Альба, полагавший, что его заслуги перед режимом позволяют ему многое, самовольно оставил пост посла в Лондоне и отправился в Мадрид, чтобы добиться аудиенции у главы государства. Он напомнил Франко о данном ему обещании накануне назначения послом в Лондон восстановить монархию в стране, на что Франко, согласно распространенной версии, ответил, что он никогда не уточнял, о какой именно монархии идет речь[275].
Между тем война приближалась к своей уже предсказуемой развязке: победа союзников не вызывала сомнений в Мадриде.
24 марта 1945 г. Франко принимал нового посла США Н. Армюра. При церемонии вручения верительных грамот присутствовал Лекерика. Посол был несколько удивлен тем, что его приняли в довольно простой комнате, а не в тронном зале, как за месяц до этого был принят итальянский посол. Не было обычных торжественных речей, и после того, как верительные грамоты были вручены и переведены, Франко пригласил посла и министра в соседнюю комнату для беседы. Говорил, как всегда, один каудильо. Он рассуждал о различном характере войн в Европе и на Тихом океане и о том, что Испания не может занять позицию безразличия по отношению к опасности коммунизма, которая неизбежно усилится после поражения Германии. На это Армюр лишь ответил, что еще Хейс в письмах Хордане от 29 октября и 27 декабря уже обратил внимание на то, что следует делать различие между Россией, союзником США в войне, и коммунизмом как таковым, и что вслед за Хейсом он также считает, что коммунизм — это исключительно внутренняя проблема.
Еще шла война, Советский Союз был могущественным союзником США, и Армюр как лицо официальное и не мог дать другой ответ, к тому же он имел весьма определенные инструкции от Рузвельта.
Вначале беседа проходила в том же духе, как и два с лишним года назад, когда Хейс вручал свои верительные грамоты. Но вот Франко затронул вопрос о потенциальной угрозе гражданской войны, угрозе, которая, по его словам, вновь встала перед Испанией. На это Армюр немедленно и без колебаний ответил, что никто не желает увидеть страну, вновь ввергнутую в гражданскую войну, но его правительство надеется на эволюцию испанского правительства в соответствии с новым духом, господствующим в мире. Тогда Франко вновь пустился в рассуждения о «широко распространенных заблуждениях» о современном режиме Испании. По словам Франко, фаланга — вовсе и не политическая партия, а прежде всего совместное объединение лиц с общей целью, заинтересованных в поддержании порядка, благоденствии страны, в развитии Испании по религиозной, культурной и экономической линиям. Армюр не стал опровергать Франко, а лишь заметил, что разве не верно, что в тюрьмах Испании содержатся многие тысячи политзаключенных, что все еще продолжаются казни. Замечание Армюра вывело Франко из себя. Он с большой горячностью ответил, что цифра в 225 тыс. политзаключенных, приводимая американской прессой, фантастична и ничего общего не имеет с действительностью, что в тюрьмах Испании сейчас не более 26 тыс. политзаключенных[276].
Ознакомительная версия.
