во дворец. Бомба, брошенная в самой середине здания, навела на юнкеров такой панический страх перед наглостью матросов, что они, завидев в дверях пару матросов, наводящих на них винтовки, моментально поднимали руки вверх и сдавались…. По открытому нами пути во дворец вошел народ, рассеиваясь в бездонном лабиринте его помещений. Чувствуя безопасность, во дворец устремились толпы любопытных, к которым примазались темные личности, почувствовавшие удобный случай поживиться. Мне сообщили, что во дворце обнаружено громадное количество пулеметов, боеприпасов и вина и что в подвале начинается пьянство.”
Как только в 2 часа 10 минут ночи сопротивление прекратили последние юнкера, Зимний дворец был взят. В Малую столовую рядом с Малахитовым залом, в которой находились члены Временного правительства, вскоре прибыл В. А. Антонов-Овсеенко с отрядом матросов-дыбенковцев.
Дело в том, что еще в дни, предшествующие Октябрьской революции, Дыбенко приблизил к себе некого молодого прапорщика С.Д. Павлова. Весной 1917 года Павлов получил назначение в 176-й запасный пехотный полк, дислоцированный в Петербурге. По распоряжению Дыбенко Павлов стал начальником его личной гвардии, основу которой составили матросы 2 — го Балтийского флотского экипажа. Этот отряд вошел в историю под названием «Северный летучий отряд». Именно Павлов возглавил отряд матросов, арестовывавших членов Временного правительства.
Из воспоминаний участника штурма Зимнего анархиста Федора Другова: “...Я с группой кронштадтцев пробирался по огромным залам дворца, увешанным картинами. Прибегает матрос и заплетающимся языком сообщает, что стены в погреб опять сломаны и народ растаскивает вино. Я приказал ему опять заложить отверстие, закрыть дверь и охранять погреб. Матрос, пошатываясь, ушел. Пробираясь дальше в глубь здания, я заглянул в одну из боковых зал и вижу, как двое штатских, отворив крышку громадного ящика, роются в нем. На полу валяются различные серебряные предметы. Я вхожу и, направив на них маузер, командую: «Ни с места!» В ответ они моментально выхватывают наганы и открывают по мне стрельбу. Я успел укрыться за дверью и крикнул своих матросиков, несколько поотставших от меня. Учуяв неладное, мародеры хотели улизнуть через другую дверь и скрыться с награбленными ценностями, но матросы нагнали их. Отобрав у них ценности, я приказал кронштадтцам вывести мародеров на улицу и расстрелять, что и было сделано. Наконец, стрельба прекратилась и кто-то сообщил, что главные ворота взяты. Вскоре мы встретились с солдатами, которые проникли во дворец уже через ворота. Здесь мне сообщили, что Временное правительство сдалось…”
Дыбенко Павел Ефимович, народный комиссар по военным и морским делам, командир 7-ого партизанского отряда, с Павловым, начальником штаба партизанских отрядов, рассматривают карту.
В результате победы восстания 26 октября вся власть в Петрограде перешла к Петроградскому военно-революционному комитету. На 2 м Съезде Советов рабочих и солдатских депутатов был продекларирован переход власти к Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, а 27 октября было сформировано новое правительство России — Совет Народных Комиссаров во главе с Лениным, в состав которого вошли только большевики. Однако к тому моменту Советское правительство вовсе не контролировало всю территорию государства, а сопротивление сил «контрреволюции» только начиналось.
Предпринятая Керенским, уже после падения Зимнего дворца, отчаянная попытка остановить матросов с треском провалилась. Матрос Н.Ф. Измайлов в своей книге воспоминаний пишет: “27 октября, в связи с вызовом председателя Центробалта П.Е. Дыбенко в Петроград для назначения его народным комиссаром по морским делам, состоялись выборы нового президиума Центробалта, в состав которого вошли Машкевич, Логинов и пишущий эти строки. На этом же общем собрании Центробалта я был избран его председателем. Эскадренные миноносцы «Меткий» и «Деятельный», пришедшие в Петроград 26 октября, также получили указание поступить в распоряжение Военно-революционного комитета при Петроградском Совете. В пути следования в Петроград крейсер «Олег» получил приказ-радиограмму за подписью Керенского, в котором говорилось, что все корабли, идущие без разрешения Временного правительства в Петроград, будут потоплены подводными лодками, которые получили соответствующее приказание. Само собой разумеется, что это была чистейшая провокация. Матросы подводных лодок смеялись над шутовской радиограммой Керенского. В связи с получением этой наглой радиограммы Керенского, в эфир, по моей инициативе, было передано следующее заявление Центробалта: “Всем, всем. Товарищи! Центральный комитет Балтийского флота во всеуслышание заявляет, что он стоит на страже завоеваний революции и прав угнетенного класса, и что всякое выступление против народной власти будет подавляться в корне всеми имеющимися средствами и мощью Балтийского флота». Крейсер «Олег» и эскадренный миноносец «Победитель» 29 октября встали на якорь в назначенном месте”.
Так произошел Октябрьский переворот. Количество жертв вооруженного противостояния было незначительным — с обеих сторон было 6 убитых и полсотни раненых. Ночь переворота стала звездным часом для всех революционных матросов, в том числе и Дыбенко. Никто из вождей большевиков не сделал в те дни для победы новой революции столько, сколько сделал Центробалт. Именно «матросская армия» стала авангардом мятежа, своеобразной временной «преторианской гвардией» большевиков.
Ну, а в Петрограде победители уже начали праздновать победу. Из воспоминаний участника штурма Зимнего анархиста Федора Другова: “Военно-революционному комитету сообщили, что матросы, охранявшие Зимний, перепились вином, переполнявшим подвалы дворца. При этом в подвалы Зимнего допускаются только матросы…, остальных отгоняли штыками. При этом у матросов начались разборки с солдатами Павловского полка. Так как Павловский полк был ближе всех расквартирован к Зимнему, его солдаты считали, что все вино в Зимнем принадлежит им, и регулярно присылали своих каптенармусов за вином. Если же матросы не пускали их к вину, павловцы высылали на помощь вооруженный отряд. Тогда караул павловцев к вину пропускал, и они напивались все вместе. Некоторые члены Комитета предлагали разогнать пьяниц во дворе Зимнего броневиками и пулеметами. Об осуществлении этого дикого проекта не могло быть и речи, это могло привести к немедленному восстанию матросов. Был проект под предлогом перевозки вина в Кронштадт отправить его в Швецию, которая предлагала несколько миллионов рублей золотом. Но кронштадтцы и слышать об этом не хотели. Последнее решение — разлить вино в подвале и выкачать в Неву — тоже потерпело фиаско. Член комитета ВРК Галкин предложил объявить, что вино из царских подвалов в ознаменование победы отдается матросам и солдатам гарнизона и будет ежедневно отпускаться представителям частей из расчета две бутылки на человека в день. Таким образом, пьянство было узаконено и введено в рамки. Потом матросы вспомнили, что помимо царского вина есть еще вино в других подвалах города. Так как на матросов никакой надежды не было, большевикам пришлось обратиться к латышским стрелкам, которые до той поры сохраняли нейтралитет. Среди латышей имелись коммунисты, но большая часть симпатизировала анархистам. Но
