норму лишь тогда, когда мы вышли на трассу. «Зря ты всё-таки, – вздохнул Тропило, – самое то тебе сейчас, оттянуло бы, стало бы лучше – зуб даю – проверено».
Тропилло привёз меня в студию, однако по-прежнему не ладилось у меня ничего: постоянно вспоминал Андрея, и опять всё превращалось в мокрую временную слизь. Заехав, в очередной раз, на студию и увидев меня в таком депрессняке, почесав бороду, сказал: «Похоже, знаю, как вывести тебя из этого состояния – придумал, едем!» – «Опять в Комарово едем?» – спрашиваю. – «Нет, гораздо ближе – поехали».
Сели, доехали до музыкального магазина. Он вышел, я остался ждать. Выходит – кладет мне на колени коробку – Yamaha FX-900. «Что это?» – промямлил я. «Это как раз то, что обязано вывести тебя из этого уёбищного состояния, в котором ты находишься, – сказал Андрей, – в данной области это сейчас наиболее свежая разработка Ямахи, поэтому ты сейчас будешь её изучать и тебе должно будет некогда пить».
Что говорить – на тот момент в студии не было вообще никакого ревербератора, а этот процессор таил в себе несколько приборов. Не ошибся Андрей: именно этот прибор сделал своё благое дело – вывел меня из запоя. Именно такого звучания мне и не хватало. Появилось желание срочно что-нибудь записать. Увидев это, Андрей приободрился: я действительно был им реально спасён, роясь в бесчисленных звуковых пресетах. Их было больше сотни, и еще столько же можно было придумать своих комбинаций, чем я безвылазно и занимался. В те дни ко мне пришло много-много разных идей, некоторые из них были успешно воплощены позже, в 1999 году, спустя шесть лет после описываемых событий.
Студия на Петроградской просуществовала 10 лет. За это время Андрей Владимирович как-то умудрился так ни разу не заплатить хозяевам помещения за аренду. Не просто человек, а целый Институт аналитики и психоанализа был крайне огорчен, не распознав вовремя то, что, казалось бы – лежит на поверхности: денег за студию Андрей никогда не брал: любой, кто писался у него, вечно представлялся бедным, как церковная мышь. И, несмотря на то, что зачастую музыканты приезжали на хороших машинах, доставали из дорогих кофров хорошие инструменты – на запись денег не было ни у кого. Редко, кто из тех людей, кто вообще мог хоть что-нибудь заплатить, оплачивал нашу работу вовремя. Поэтому если и залетал кто – дай бог чтобы чаю купить в студию, сахар, колбаски докторской на чёрном хлебе. Поэтому ни о какой оплате аренды никто и в страшном сне помыслить не мог.
ГЛАВА 11, ЧАСТЬ 2: «НОВАЯ ЗЕМЛЯ»
Много событий случилось за это время, много людей я узнал, многие тайны открылись, но буду идти по порядку, раз уже выработался сей формат повествования. Переживая практически полную творческую импотенцию, я занимался штатной рутинной звукорежиссурой: писал всех, кто писался. Однако чувствовал себя оторванным от жизни, творчества: чего-то мне никак не хватало, а именно – простого общения с соратниками, родными архангельскими ребятами…
Сергей Богаев
Группы ОК в то время просто физически не существовало, и я очень скучал по своим, родным, мне хотелось услышать североморский говор, присущий лишь нашим, и отдохновение, наконец, улыбнулось мне: сошелся с группой «Новая Земля». Первую попытку записать их альбом мы предпринимали еще в 1992 году на Тропилловских «Тембрах», что было весьма кустарно. Здесь был шанс воплотить тот материал в куда лучшем качестве, и я инициировал их запись.
Мне нравилась «Новая Земля». У них был классный барабанщик – тот самый Александр Харев, сбивший с истинного пути нашего Юру Кораблёва, затащив его на злополучный день рождения, на котором ему порезали ладонь накануне нашей записи. В декабре 1993 они приехали, разместились прямо там – в студии, благо место позволяло. Однако именно с барабанами тогда произошла страшная закавыка.
По наработанной тогда технологии вся запись начиналась с клика. Определялся темп произведения, выбирался канал, и прописывался метроном, на который насаждалась ритм-секция: барабаны, ритм- или рифф-гитара и бас. Я уже давно приучил их репетировать под метроном, однако Шура Харев под метроном никогда не играл. Это стало для него настоящим испытанием. При всей своей замечательной технике ему метроном попросту мешал нормально играть. По прошествии недели он натренировался, и ему стало легче, однако чувствовалось в его игре упрямое нежелание служить ведомым холодной цифры.
А дело было в декабре, приближались новогодние каникулы. Это не самое лучшее время для работы: в России новый год – особый сезон. Только они разыгрались как следует, как незаметно наступило 31-е декабря, а деньги все – что у меня, что у ребят – закончились. И идти совсем было некуда. Я-то мог уйти праздновать в другое место, благо друзей и знакомых в Питере хватало. Однако бросать голодный коллектив в такой ситуации было грешно. Я за них отвечал.
Андрей Тропилло
Сидели мы не больно-таки весёлые – по телевизору ежеминутно напоминали о том, что вот-вот наступит новый 1994-й год, а мы не то что ни в одном глазу – маковой росинки с утра во рту не держали. И вдруг, как всегда вовремя появляется сам хозяин студии! Как почувствовал Андрей Владимирович, что пора бы ему появиться в родных пенатах и посмотреть, как тут и что происходит, и нагрянул с инспекцией: «Ну что, трезвые?» – «Да, да…» – «Запись идёт?» – «Идёт…» – «А что приуныли так?» – «Да, типа вон ведь как получается – сухари закончились вчера…» – «Ну, добро. Пусть кто-нибудь из вас спустится со мной».
Спустились, открывает багажник – кульки. Много пакетов. «Это вам от меня презент, с Новым Годом, – обрадованные, мы застыли, словно в столбняке от неожиданности, – сейчас можете не смотреть, разложите всё на кухне и – вперёд, а я поехал к родным».
Когда ребята с пакетами скрылись в подъезде, Андрей предупредил меня: «Знаешь, сейчас праздники, несколько дней тут никого нигде не будет, и может случиться всё, вплоть до нападения на студию – что угодно. Поэтому держите ухо востро».
У Тропилло всегда было полно недоброжелателей, а попросту врагов, которые могли воспользоваться праздничной беспечностью и совершить всевозможные, недружественные акции, о чем Андрей уже неоднократно был ими предупреждён. Как самый старший, я должен был сохранить рассудок, и в случае чего – немедленно звонить по телефону, на
