Товарищи забавлялись подобными происшествиями. Но для инженеров в этом не было ничего смешного.
В ноябре при испытании гидроплана Сент-Экзюпери чуть не гибнет в бухте Сен-Рафаэля. Это единственный случай в его карьере летчика, когда авария произошла по его вине, все остальные россказни – легенда. Но в этом случае неправильная посадка на воду привела к тому, что самолет зарылся и начал тонуть. Своим спасением Сент-Экс поистине обязан чуду. Это чудо – «купание в Сен-Рафаэле» – он описал в «Земле людей».
Следствием этой аварии явился временный вынужденный отдых. Сент-Экзюпери закончил сценарий фильма «Анн-Мари», начатый еще в Буэнос-Айресе, и написал либретто сценария фильма «Игорь». Русскому читателю будет небезынтересно узнать, что в основу сценария «Игоря» положен эпизод возвращения на родину революционера, за которым охотится царская полиция. Два его товарища жертвуют собой, чтобы дать ему благополучно сойти с корабля на берег. Основное в сценарии – это разработка столь милой сердцу Сент-Экса темы товарищеской взаимовыручки. Острые драматические коллизии, выявляющие благородство человеческих чувств, коллизии, для которых сюжетной канвой служит революционная деятельность, не привлекли к себе должного внимания и интереса продюсеров. Ни к каким практическим результатам попытки Сент-Экзюпери писать специально для кино не привели. При его «негибкости» поползновения продюсеров и режиссеров расправляться с творением писателя по своему усмотрению, корежить его произведение как им заблагорассудится в угоду так называемым вкусам широко» публики или своим собственным наталкивались со стороны Сент-Экзюпери на резкий отпор. Антуан очень разочарован своей деятельностью киносценариста. Он пишет другу:
«Я никогда не рассматривал фильм как свое детище. По существу, фильм всегда коллективное творение, он всегда результат лучших или худших компромиссов, которые никогда не удовлетворяют автора. Я тщательно избегаю чересчур связывать такую работу со своей точкой зрения и пытаюсь приобщить свои усилия к усилиям моих соавторов».
Как видно, совместная работа с режиссером пришлась Сент-Экзюпери не по душе, и он отказался от дальнейших попыток в этой области. Он хотел бы иметь возможность одновременно писать сценарии и самому ставить фильм, но это ему не удалась.
Сент-Экзюпери возвращается на работу у Латекоэра. У него появляется некоторый досуг, и, когда к нему обращаются с просьбой написать предисловие к книге Мориса Бурде «Величие и кабала авиации», он с радостью ухватывается за эту соломинку. В этом предисловии он снова изливает всю свою душу, подводит итог своим размышлениям над чудом, каким была для него Линия, раскрывает самое ценное, что давал ему повседневный труд небесного пахаря. В этом небольшом стихотворении в прозе много грусти, навеянной воспоминаниями, но и много подлинной радости.
Величие и кабала авиации
Около двух часов ночи, когда самолет с почтой вылетает обратным рейсом из Дакара в Касабланку, темный капот мотора утверждается среди звезд, имени которых я не знаю, немного правее ковша Большой Медведицы. По мере восхождения звезд меняешь ориентиры. Меняешь советников. И мало-помалу, закончив большую стирку видимого мира, оставив от него лишь проступающие на черном песке звезды, ночь с тем же рвением затевает большую стирку в сердце. Ничтожные тревоги, казавшиеся столь значительными, раздражения, невнятные желания, ревность стираются, и проступают лишь важные заботы. И тогда, час за часом спускаясь по лестнице звезд к рассвету, чувствуешь себя чистым.
Величие и кабала ремесла летчика! Морис Бурде пытается в этой книге со всем своим талантам, со всей душой дать их почувствовать. Хотел бы сказать здесь несколько слов о том, что мне кажется самым главным.
Да, есть величие ремесла: радость возвращения, когда преодолел бурю; скольжение к залитому солнцем Аликанте или Сант-Яго, когда выбрался из Мрака ИЛИ грозы, могучее чувство, что возвращаешься к своему месту в жизни, в чудесный сад, где есть деревья, женщины и маленькие портовые кафе. Какой пилот Линии не пел, когда, оставив позади давившие его грозные массивы, сбавив обороты и склонясь к земле, он вел самолет на посадку?
Да, есть в ремесле и свои невзгоды, за которые, наверно, тоже любишь его. Внезапные побудки, срочный вылет в Сенегал, вынужденный отказ от многих удобств и благ... И эти аварии в какой-нибудь трясине и тяжелые переходы в песках или снегах! Ведь человеку, заброшенному судьбой на неизвестную планету надо же выбраться, бежать от смерти в мир живых, вырваться из плена гор, песков, безмолвия. Да, есть и безмолвие. Когда пилот с почтой не прибыл в положенное время, его ждут час, день, два, но безмолвие отделяющее его от тех, кто еще надеется, все сгущается. Сколько наших товарищей, пропавших без вести, канули в вечность, словно бы провалились в снежный сугроб!
Невзгоды, величие, да... но есть и еще нечто! Ведь когда темный капот самолета, подобно леерному ограждению на носу корабля, мерно покачивается меж звездами, пилот в ночи, возвращающийся с почтой в Касабланку, вновь окунается в самую суть вещей.
На его глазах протекает такое значительное событие, как перевоплощение ночи в день. Ему удается подстеречь самый сокровенный момент в этом значительнейшем акте. Правда, он знал, что небо на востоке бледнеет еще задолго до того, как выплывает солнце. Но только в полете он открывает родник света. Пусть он хоть тысячу раз встречал зарю, он видел лишь, как небо светлеет, но не знал, что свет бьет ключом и растекается по небу. Он и не ведал об этом артезианском колодце дня. День, ночь, горы, море, грозы... Посреди первозданных божеств, управляемый несложной моралью, гражданский летчик причащается крестьянской мудрости.
Старый деревенский врач, совершающий вечерний обход ферм, дабы вернуть свет угасающим глазам, садовник о своем саду, чьи опытные руки способствуют рождению роз, – все те, чье ремесло приобщает к жизни и смерти, обогащаются тою же мудростью. Вот в этом одно из высоких достоинств опасности. Как далеко все это от показной удали, от литературного вкуса к риску, от двусмысленного девиза, кем-то когда-то намалеванного на самолете и прославляющего Куртизанку и Смерть. Кто из нас, товарищи мои, не испытывал перед такой рисовкой чувства оскорбления за настоящее мужество, оскорбления за тех, для кого опасности – повседневный хлеб, за каждого, кто в суровой борьбе добивается того, чтобы вернуться?
Ну, а самое существенное? Главное, быть может, не могучие радости ремесла, не невзгоды и не опасности, но взгляд на мир, до которого они возвышают. Когда, снизив обороты, приглушив мотор, пилот скользит к гавани и обозревает город с его человеческими напастями – денежными заботами, низменностью, завистью, враждой, – он чувствует себя чистым и неуязвимым. И если ночь в пути была ненастной, он попросту радуется жизни. Ведь он не каторжник, замыкающийся после работы в своем пригороде, он – владетельный князь, вновь вышедший в свой сад на прогулку. Зеленые леса, голубые реки – все это возвращенные ему сокровища. Сокровище – и эта женщина, еще затерянная среди камней города, которая выпростается из своей каменной оболочки, вознесется к нему. Женщина, которой он несет свою любовь...»
