Один такой миф о неоцененности с поразительным упорством продолжает жить в русскоязычных статьях и монографиях, будучи подробно и логично опровергнутым русским баховедом М.С. Друскиным более тридцати лет назад. Речь идет о неудачном соискании Баха на пост органиста гамбургской церкви Святого Иакова.
Вакансия эта открылась 2 сентября 1720 года, когда умер служивший там X. Фризе. Баху тут же сообщили об этом гамбургские друзья. Может быть, даже сам Э. Ноймайстер, главный пастор этой церкви. Иоганн Себастьян тут же собрался и поехал в Гамбург. Там он проходил испытание, но выбрали не его, а какого-то никому не известного И.Й. Хайтмана. Потом выяснилась и вовсе «жареная» деталь: этот Хайтман дал церковным властям взятку в сумме четырех тысяч марок. Естественно, атеистически настроенные советские баховеды радостно пишут о клерикальной продажности. Возмущены не только они, но даже пастор Ноймайстер. В рождествеской проповеди он произносит свои хрестоматийные слова об избрании органиста, который умел «прелюдировать лучше талерами, чем пальцами». И подытоживает: «Если бы спустился с небес один из вифлеемских ангелов, божественно игравший, и возжелал бы стать органистом церкви Святого Иакова, не имея, однако, денег, то ему ни с чем пришлось бы улететь обратно». О времена, о нравы…
А теперь — внимание, вопрос! Зачем Баху вообще понадобилась эта церковь?
Напомним — у князя он занимал чин капельмейстера. Позднее в Лейпциге он назовет «делом совсем неподобающим» смену капельмейстерской должности на должность кантора. А ведь должность городского органиста — то, что ожидало его в Гамбурге, — стоит рангом еще ниже. И отношение к нему в княжеском замке не стало хуже, несмотря на «происки» принцессы Ангальт-Бернбургской. Последняя хоть и не любила музыку, но ничего не имела против композитора лично.
К тому же переезжать в чужой город — одному с четырьмя детьми, младшему из которых только исполнилось пять лет, — из Кетена, где быт уже давно налажен. Не странное ли решение?
В процессе соискания Иоганн Себастьян тоже вел себя на редкость странно. Приехав в Гамбург весьма оперативно — меньше чем через месяц после смерти Фризе, — он выступил с концертом, но вовсе не там, где открылась вакансия, а в другой гамбургской церкви Святой Екатерины.
Играл Бах очень долго, около двух часов, вызвав всеобщее восхищение. Присутствовал там и Райнкен, уже совсем одряхлевший. Специально для прославленного мастера Бах, как когда-то почти двадцать лет назад, импровизировал на тему его любимого хорала «An Wasserflüssen Babylon». Райнкена больше не мучила зависть, он готовился к переходу в иное состояние, пребывая в возвышенных мыслях. К тому же Иоганн Себастьян играл теперь несоизмеримо лучше, чем в юности. Райнкен пристально смотрел на него все время, пока звучала импровизация, а по окончанию заметил: «Я полагал, это искусство уже умерло, но сейчас я вижу, что оно еще живет в Вас».
В церкви же Святого Иакова Баха благополучно записали в список вместе с восемью другими претендентами. Испытание назначили на 28 ноября, но 23-го композитор вернулся в Кетен — к своему князю. Помня теплые отношения между ними, трудно предположить, чтобы Леопольд настаивал на немедленном возвращении своего капельмейстера.
Церковные власти пошли навстречу известному музыканту и перенесли испытание на 12 декабря. Это как раз совпало с днем рождения князя Леопольда. Разумеется, Иоганн Себастьян не смог приехать. Тогда испытание перенесли еще раз — на 19 декабря. Но Бах не приехал, а вскоре в церковь пришло письмо от него. Текст неизвестен, однако в нем было нечто такое, после чего церковные власти отказались иметь дело с композитором. Мы не можем даже гадать, какие ужасные вещи мог написать приличный и богобоязненный Бах, чтобы вызвать такую реакцию. Может быть, его взбесил сам факт испытания после блестящего концерта, о котором знал весь город. Ясно только одно: переезжать в Гамбург он передумал, если даже когда-то собирался.
Здесь вспоминается Маршан, со своей болезненной манией величия, постоянно вызывающий вокруг себя скандальные ситуации и неприязнь коллег. Но Бах был совсем другим. Вспыльчивость его уравновешивалась веселым нравом, а приступы гнева возникали только в моменты посягательств на свободу. Но во время его гамбургских страстей с момента смерти жены прошло чуть больше трех месяцев. Думается, его неадекватное поведение легко объясняется этим фактом и доказывает любовь к Марии Барбаре гораздо больше, чем все посвящения, вместе взятые.
Таким образом, в этом деле более пострадал не Бах, а несостоявшиеся работодатели, переносившие ради него дату прослушивания и явно надеявшиеся на сотрудничество.
А как же мерзавец и взяточник Хайтман? Он тоже оказывается абсолютно честным человеком, хотя это и не прибавляет ему таланта. Просто устав всех гамбургских церквей строго предписывал каждому органисту, вступающему в должность, вносить деньги в церковную кассу. Сумма, внесенная Хайтманом, считалась минимальной.
Кстати, возможно, резкое письмо Баха, после которого с ним прервали переписку, было вызвано как раз этим весьма неоднозначным порядком.
Во всяком случае, пастор Ноймайстер совершенно точно протестовал против вышеупомянутого параграфа, вовсе не желая упрекнуть Хайтмана в нечестности. Об этом свидетельствует Маттесон в журнале «Музыкальный патриот» за 1728 год.
Есть только одна версия, похожая на правду, объясняющая нелогичное стремление Баха переехать в Гамбург, не обращая внимания на сильное понижение в чине. Как творец колоссального масштаба, он чувствовал потребность создавать и организовывать большие музыкальные пространства. Он бы не отказался подчинить себе целый Гамбург, став муздиректором Johanneum — так назывался гамбургский канторат, в котором тогда происходили различные кадровые изменения. Но желанный пост — опять уже в который раз! — буквально под носом перехватил кум Телеман.
В итоге всей этой истории Иоганн Себастьян вернулся в Кетен и вроде бы успокоился. Во всяком случае, за весь 1721 год он только однажды покинул княжеский замок и сыграл концерт при дворе правителя Шляйца, еще одного местечка в Тюрингии. Оно и понятно. Не очень-то поразъезжаешь с ребятней на руках. Зато подарок Кристиану Людвигу, маркграфу Бранденбургскому, был готов. В марте Бах подписал титульные листы шести превосходных концертов.
Немецкая углубленность сочеталась в них с ажурностью итальянского письма — все, как хотел заказчик. Со свойственным ему остроумием Бах заставил состязаться «старомодные» гамбы с более «новыми» альтами и виолончелями, устроив, таким образом, «встречу поколений». Кое-где его фантазия даже дошла до несвойственного ему новаторства, и вместо скрипок он выпустил солировать альты, придав музыке необычно темную густую и бархатную окраску.
