— Товарищи мотористы, вы дайте нам реактивный двигатель, а самолеты с этими двигателями мы сделаем. За нами задержки не будет!». [159]
Глава пятая. Первые реактивные…
Скорей — это наш закон. К нам, авиаконструкторам, никак не применима эта ходячая мудрость: «Лучше поздно, чем никогда». Для нас поздно хуже, чем никогда. Самолет, который опоздал, который вылетел в небо позже, чем ему было положено, похож на бойца, явившегося сегодня на поле боя в облачении прошлых лет: оно устарело, оно неудобно, и главное — враги давно уже нашли его уязвимые места.
С. А. Лавочкин
Вторжение в неизвестность
Радостное известие об окончании войны застало Лавочкина в Москве. Вместе с ближайшими помощниками в генеральском мундире он направился к Красной площади. Толпа подхватила Лавочкина и буквально пронесла через площадь. Но, вероятно, никто из этих людей и не подозревал, что поднимает на руки создателя одного из лучших истребителей мира.
Этот день запомнился Лавочкину. «Я провел его на московских улицах. Ни дома, ни в конструкторском бюро не сиделось. Радовался вместе со всеми, смеялся, аплодировал фронтовикам. Но вот прошел праздник, и вдруг мы все почувствовали себя немного студентами, сдавшими последний самый трудный экзамен. И, как всегда бывает после экзамена, перед нами встал вопрос; что делать дальше?»
Ответ на вопрос, что делать дальше подсказала жизнь. Через КБ Лавочкина и других конструкторов по-прежнему проходил фронт. [160]
Генерал Лавочкин и его коллеги занялись новыми задачами, к решению которых вынуждала обстановка.
Война приближалась к концу, когда группа высших американских офицеров, имевших большее отношение к шпионажу, чем к авиации, занялась подготовкой необычных операций. Пожалуй, уместнее всего назвать их инженерной разведкой, но разведкой боем с захватом людей и документов.
Книга С. Гоудсмита «Операция Алсос» подробно рассказала, как американцы пытались овладеть секретами германской ядерной физики. Известна и другая операция — «Пейпр Клипс». Группе смельчаков из отрядов коммандос была поставлена задача: захватывать немецкие архивы и ловить ученых, имевших хотя бы какое-то отношение к военной технике.
— Если вам попадутся просто фашисты, не представляющие ценности для науки, не брать. Если же они могут иметь для нас определенный научный интерес, то их политическое прошлое не играет никакой роли! — напутствовал своих солдат руководитель операции.
Началась невиданная в истории охота, увенчавшаяся отменными трофеями.
По самым скромным подсчетам общее число конфискованных германских патентов, в том числе и патентов на изобретения в области реактивной истребительной авиации, составило около 350 тысяч.
Из Германии вывозились построенные или почти построенные машины. Вывозились и средства исследования…
«Немецкая труба сверхзвуковых скоростей, обнаруженная американцами в Баварии, перевезена в США и будет установлена в артиллерийской лаборатории морского ведомства…».
«25 германских ракет А-4 (Фау-2) будут выпущены в воздух в пустыне Нью-Мексика под наблюдением специалистов ВВС США…».
«Курт Танк, бывший главный конструктор фирмы «Фокке-Вульф», по-видимому, будет работать в Англии…».
На рубеже войны и мира западная печать пестрила такого рода сообщениями.
Заводы в Аусбурге, выпускавшие десятки тысяч истребителей, частично демонтированы, частично взорваны. [161]
Сам Мессершмитт, как и его коллега Дорнье, перебрался в Испанию. Хейнкель работает в Аргентине. Курт Танк пытается что-то сделать в Египте и в Индии. Битые гитлеровские авиаконструкторы кочуют по всему миру, торгуя знаниями, опытом, профессиональным мастерством, мечтая о восстановлении военного потенциала Западной Германии.
«Преодолевая трудности, — писал западногерманский авиационный журнал «Флюгвельт», — удалось собрать превосходных специалистов и организовать выдающийся штаб конструкторов, который, несмотря на запрет и ограничения, все-таки как-то существовал и действовал. Это сообщество сотрудников, дополненное его прежними работниками, которые ждали возможности снова работать в возрожденном акционерном обществе Мессершмитт…
В то время как официально заводы Мессершмитта занимались строительством исключительно по лицензиям, конструкторское бюро занималось исключительно разведкой, проектированием самолетов и вопросами развития конструкций…».
В 1945 году на весь мир прозвучали недвусмысленные слова американского президента Трумена: «То, что мы причиняем Японии в настоящее время даже с новыми атомными бомбами, только небольшая часть того, что произошло бы с миром в третьей мировой войне».
Это была почти угроза. Выход был один. Силе противопоставить силу. Советское правительство обратилось к ученым. Физикам поручили создать атомную бомбу. Авиаконструкторам — ракеты и реактивные самолеты.
В авиацию больших скоростей, в грохочущий, наполненный опасностями и неожиданностями мир Лавочкин вошел зрелым мастером. Он совсем не похож на того долговязого молодого инженера, который в 1938 году с энтузиазмом вычерчивал вечерами контуры первого ЛаГГа. Энтузиазм не уменьшился, но о вечернем проектировании теперь вспоминали только с улыбкой. И хотя не прошло и десятка лет, конструктору казалось, что дни его творческой молодости и зрелости разделяет бездна.
Все стало иным. И машины, и масштабы их проектирования. Там, где до войны вполне управлялись десятки, стали работать сотни, а то и тысячи специалистов. [162]
Новые самолеты с обилием автоматики, электроники, оборудования и вооружения ставили иные инженерные задачи, порождали неожиданные научные проблемы. Пожалуй, как никогда за всю историю авиации конструктор стал оправдывать свои высокие звания — главный, генеральный.
Теперь он не просиживал часами за чертежными досками, не рисовал схем самолета. Работа, полтора десятка лет назад лежавшая на плечах главного, перешла к заместителям, помощникам, руководителям групп. Оторвавшись от чертежной доски, генеральный конструктор стал скорее организатором, но организатором нового типа — обладающим большой инженерной эрудицией, высокой технической культурой.
Доверив помощникам исполнение, отдав им решение задач инженерной тактики, главный углубился в стратегию своей профессии. Теперь, когда авиация находилась на переломе, особенно понадобилось умение проникнуть далеко в будущее, точно сформулировать задачу, определить программу работы.
