Державин был одним из немногих деятелей XVIII века, которые помнили о солдате и уважали его. В стихотворении «Заздравный орел» (1795) первое слово поэт обращает именно к нему:
О! исполать[4], ребяты,
Вам, русские солдаты!
Что вы неустрашимы,
Никем не победимы:
За здравье ваше пьем!
И только следующий тост поэт провозглашает за «бессмертных героев» — Румянцева и Суворова.
Русские крепостные солдаты одерживали под командованием Румянцева, Суворова, Кутузова, Багратиона величайшие победы. С Суворовым они перешли Альпийские горы:
Ведет в пути непроходимом
По темным дебрям, по тропам,
Под заревом, от молньи зримом,
И по бегущим облакам;
День — нощь ему среди туманов,
Нощь — день от громовых пожаров;
Несется в бездну по вервям,
По камням лезет вверх из бездны;
Мосты ему — дубы зажженны;
Плывет по скачущим волнам.
Державин описывает преграды, встававшие перед русскими войсками, которые вел Суворов:
Отвсюду окружен врагами,
Водой, горами, небесами
И воинством противных сил.
Вблизи падут со треском холмы,
Вдали там гулы ропчут, громы,
Скрежещет бледный голод в тыл.
Поэт не скупится на краски, перед читателем воочию встает «исполинской славы труд», выполненный русским солдатом, под водительством полководца:
Таков и Росс: средь горных споров —
На Галла стал ногой Суворов,
И горы треснули под ним.
За величавой поэмой Державина «На переход Альпийских гор» слишком скоро, к сожалению, последовали стихи, посвященные кончине героя, происшедшей 6 мая 1800 года. Последние месяцы жизни Суворова были омрачены оскорблениями со стороны Павла I, от которых не спасли полководца легендарные подвиги и признательность отечества.
Незадолго до кончины Суворова Державин навестил его.
— Какую же ты мне напишешь эпитафию? — спросил Суворов. Он знал, что безнадежен.
— По-моему, много слов не нужно, — ответил Державин, — довольно сказать: «Здесь лежит Суворов».
— Помилуй бог, как хорошо!
Эта надпись была вырезана на гробнице Суворова.
Державин был с Суворовым и в день его смерти. Он написал Н. А. Львову:
«Герой нынешнего, а может быть, и многих веков, князь Италийский с такою же твердостию духа, как во многих сражениях встречал смерть, вчерась в 3 часа пополудни скончался. Говорят, что хорошо это с ним случилось. Подлинно, хорошо в такой славе вне и в таком неуважении внутрь окончить век! Это истинная картина древнего великого мужа. Вот урок, вот что есть человек!»
Возвратившись домой по кончине Суворова, Державин услышал, что ученый снегирь, висевший в клетке в его кабинете, насвистывает марш. Птичий голос напомнил звук флейты. Под флейту с барабаном ходили солдаты. Их любимым командиром был Суворов… Так возникли первые строки стихотворения:
Что ты заводишь песню военну,
Флейте подобно, милый Снегирь?
Но Суворова уже нет. Что будет с армией, кто возглавит ее, если будет нужда? Стихи потекли дальше:
С кем мы пойдем войной на гиену?
Кто теперь вождь наш? кто богатырь?
Сильный где, храбрый, быстрый Суворов?
Северны громы в гробе лежат.
Державин писал, отчетливо видя перед собой своего друга. Он набрасывал в стихах черты его облика, своеобразного и неповторимого. О героях принято было говорить в самых общих словах — что они храбры, мужественны, великодушны. Поэтика классицизма учила: надо схватывать общее, всем присущее, а индивидуальные особенности отдельных людей не могут быть предметом искусства. Не в них дело, они только мешают постичь существо человека, отвлекают внимание.
Откинув наставления теории, Державин говорил в стихах о Суворове, каким его знали все, каким он был дорог поэту. Державин спрашивал у себя;
Кто перед ратью будет, пылая,
Ездить на кляче, есть сухари;
В стуже и в зное меч закаляя,
Спать на соломе, бдеть до зари;
Тысячи воинств, стен и затворов,
С горстью Россиян все побеждать?
В стихах, посвященных Суворову, Державин проявил лучшие стороны своего таланта.
Глава 13
АНАКРЕОНТИЧЕСКИЕ ПЕСНИ
Что мне, что мне суетиться,
Вьючить бремя должностей,
Если мир за то бранится,
Что иду прямой стезей?
Пусть другие работают, —
Много мудрых есть господ;
И себя не забывают,
И царям сулят доход.
Но я тем коль бесполезен,
Что горяч и в правде черт, —
Музам, женщинам любезен
Может пылкой быть Эрот.
Стану ныне с ним водиться,
Сладко есть и пить и спать;
Лучше, лучше мне лениться,
Чем злодеев наживать.
Державин написал эти стихи и крупно вывел сверху: «К самому себе». Он уговаривал себя, что должен так поступать — лениться, бросить дела, не наживать злодеев. И знал, что жить этим советом никогда не будет, до могилы останется «горяч и в правде черт». Но плохое настроение требовало выхода.
А шустрый бог любви Эрот был зван в стихи недаром. Державина не тянуло к оде, он не находил вокруг, кроме подвигов Суворова, важных предметов для своей лиры. И в годы царствования Павла I упражнялся в легкой поэзии, писал анакреонтические песни. Так было принято называть небольшие стихотворения, воспевавшие радости жизни и любви. Для кипучей натуры поэта-бойца это было формой протеста против того, что происходило при дворе, демонстративным отказом вести поэтическую летопись событий, к которой привыкли современники за двадцать лет литературных трудов Державина.
Стихи Анакреона — греческого поэта V века до нашей эры — полюбились людям, и еще в глубокой древности им стали подражать другие поэты. На русский язык в XVIII веке Анакреона переводили Кантемир, Тредиаковский, Ломоносов, Сумароков, Львов. Лучше всех это делал Державин. Он сохранял тему и дух каждого анакреонтического стихотворения, но в своих подражаниях Анакреону создавал чудесный русский колорит, и его стихи становились подлинным украшением нашей национальной поэзии.
Державина привлекал к себе как светлый мир поэзии Анакреона, так и образ самого поэта, жизнелюбивого мудреца, довольного своим покоем и презирающего шум света. В стихотворении «Венец бессмертия» (1798), посвященном Анакреону, он писал:
Цари его к себе просили
Поесть, попить и погостить;
Таланты злата подносили,—
Хотели с ним друзьями быть.
Но он покой, любовь, свободу
Чинам, богатству предпочел…
Об этом мечтал для себя и Державин.
