Ознакомительная версия.
На приеме, который устроил в честь трех Райтов мэр По, почти 500 гостей собрались в Большом зале дворца д´Ивер на восточной оконечности променада. Снаружи окруженного пальмами и цветами дворца за происходящим наблюдали более 1000 зевак.
Уилбур еще не провел ни одного из своих «экспериментов», но, как сообщила газета «Геральд де Пари», По уже «просто помешался на авиации. Все говорят только об управляемых полетах, все покупают новые фотоаппараты, чтобы делать снимки аэропланов, художники хлопочут вокруг своих холстов, идет ремонт дорог, на которые никто не обращал внимания годами, и бомонд приглашает Райтов на значительно большее количество мероприятий, чем они могут посетить».
Через несколько дней фотография Уилбура, Орвилла и Кэтрин на прогулке в По появилась на первой полосе «Геральд». Кэтрин написала, что она и братья «играют главную роль» везде, куда бы ни пришли. Всего лишь год назад Уилбур и Орвилл работали почти в полном секрете, а сейчас они стали любимцами всей Европы, и она вместе с ними.
«Каждый раз, когда мы куда-то идем, люди на улицах останавливаются и смотрят на нас. Нас фотографируют каждые две минуты». И она ни капли не лукавила. «У лондонской "Дейли миррор" здесь есть человек, который сфотографировал меня и Орва».
В начале февраля, когда установилась теплая погода, в По начали съезжаться те, благодаря кому город обрел популярность, – графы и графини, герцоги и герцогини, лорды и леди, большинство из которых были англичанами. Прибыли также члены французского кабинета министров, генералы, газетные магнаты, несколько американских миллионеров, два бывших премьер-министра Великобритании и два короля.
Еще никогда в жизни три члена семьи Райт не оказывались среди тех, у кого, по всем признакам, не было других забот, кроме как развлекаться. Но в этом обществе они не ощущали себя не в своей тарелке и не смущались. Они чувствовали, что происходят из хорошей семьи и воспитаны так же хорошо, как и все остальные. Они всегда оставались самими собой и чаще оказывались приятно удивлены теми, с кем встречались.
На официальном завтраке в их отеле его устроитель Альфред Хармсуорт, лорд Нортклифф, издатель лондонской «Дейли мейл», вызвал у Райтов огромную симпатию, хотя его и братьев разделяла пропасть. Он был невероятно богат, успешен и влиятелен, но при этом оставался очень привлекательным человеком. Кроме того, он был крайне заинтересован в развитии авиации, и к тому же ему нравились американцы.
В другой раз Райты встречались с издателем газеты «Нью-Йорк уорлд» Джозефом Пулитцером и его женой. «Они нам очень понравились», – написала Кэтрин. Писала она также и о «потрясающе хорошо проведенном времени» за ланчем с лордом и леди Бальфур.
Артур Бальфур, бывший премьер-министр Великобритании, так горел желанием принять участие в подготовке полетов Уилбура в Пон-Лон, что вместе с лордом Нортклиффом помогал натягивать веревку, которая поднимала гирю катапульты. Увидев одного молодого английского лорда, который тоже вызвался быть помощником, Нортклифф сказал стоявшему рядом Орвиллу: «Я так рад, что молодой человек помогает с веревкой, потому что уверен в том, что это единственная полезная вещь, которую он сделал в своей жизни».
Кэтрин пощекотала себе нервы, совершив занявшую целый день поездку на автомобиле в Пиренеи с богатой ирландской семейной парой. Кроме того, она сообщила отцу, что начала брать уроки французского и занимается каждое утро по два часа. Она знала, что ему это будет приятно. Учитывая ее опыт в греческом и латыни, она делала довольно большие успехи. Одним из тех, кто помогал ей с французским, был сын премьер-министра Жоржа Клемансо. Другим человеком, который ей очень понравился, была графиня де Ламбер, привлекательная супруга ученика Уилбура графа де Ламбера.
Жалоб у Кэтрин было мало. Разве что на пасмурные дни, ведь холод и сырость она не любила. Кроме того, Кэтрин действовала на нервы Эдит Берг, которая так понравилась ей в первые дни в Париже. Она оказалась «тираном и жуткой эгоисткой. Мы будем рады, когда она уедет». Но если судить по письмам Кэтрин, то, хотя Эдит Берг осталась, жалоб на нее больше не было.
Прибывало все больше корреспондентов, снималось все больше фотографий, и все больше материалов появлялось в «Фигаро», «Геральд де Пари», «Дейли мейл», «Нью-Йорк таймс» и в газетах в Огайо. В одной из статей, отправленных корреспондентом агентства «Юнайтед пресс», рассказывалось о лейтенанте французской армии, который якобы обвинил Уилбура в своем разводе. История была сфабрикована от начала до конца, и ни одна французская газета ее не напечатала, однако в Дейтоне она на короткое время стала небольшой сенсацией. Уилбур написал гневное опровержение. Семья и друзья в Дейтоне встали на его защиту, заявив, что он не такой человек.
Приехав в Париж в январе, Орвилл заявил репортерам, что, учитывая состояние его здоровья, с его стороны было бы неразумно нагружать себя. В По он в основном стоял и наблюдал, а говорил мало. В котелке, отутюженном костюме, начищенных до блеска ботинках и с тросточкой в руках его можно было принять за еще одного европейского аристократа.
Автор из журнала «Флайер» Массак Бюист был удивлен маленьким ростом Орвилла и тем, насколько оба брата отличаются от того, что он ожидал увидеть, ориентируясь на материалы в прессе. «Я никогда не видел их молчаливыми, или резкими, или замкнутыми. Они вовсе не обладали какими-то подобными ярко выраженными качествами, во что меня побуждали поверить». Вспоминая выражение, которое приписывали Уилбуру («Если бы я много говорил, я был бы похож на попугая – птицу, которая говорит без умолку, а летает мало»), Бюист написал, что в течение дня Уилбур говорил столько же, сколько большинство других людей. Различие заключалось лишь в том, что его слова всегда были по делу.
Чем молчаливее был Орвилл, тем больше разговаривала Кэтрин – и всегда с успехом. Она стала настоящей знаменитостью. Она нравилась прессе. «У повелителей аэроплана, этих двух талантливых и бесстрашных дейтонцев, которые перемещаются по Европе при самом пристальном внимании публики, есть молчаливая спутница», – говорилось в одной статье. Но она больше не была молчаливой, и репортерам нравилась общительность и простота жительницы американского Среднего Запада.
Некоторые материалы о Кэтрин были очень далеки от действительности. О ней писали, что она гений математики и превосходит в этом даже собственных братьев и что именно она финансирует их пребывание в Европе. Однако чаще в статьях выражалось запоздалое общественное признание главной «опоры» братьев в их усилиях: «Кто вселял в них новую надежду, когда они начинали думать, что проблема [полета] неразрешима?.. Кто ухаживал за Орвиллом и вернул ему силы и здоровье, когда доктора фактически отказались лечить его после роковой катастрофы в прошлом сентябре?»
А один корреспондент написал, что, «подобно большинству американских девушек, сестра авиаторов всегда имеет собственное мнение обо всем».
Свой первый полет в По Уилбур совершил 3 февраля, и начиная с этого дня он стал настоящей звездой. Как гласил один газетный заголовок, весь По был «в предвкушении».
Почти каждый день, кроме воскресенья, плотный поток элегантных экипажей и автомобилей устремлялся в направлении летного поля, чтобы увидеть широко распахнутые ворота огромного красного ангара, из которого выкатывали «Флайер». На тот момент самолету было уже четыре года. Он был изношен и потрепан, полотно испачкано и разорвано, в заплатах и следах от гвоздей. Уилбур обследовал его сверху донизу с обычной тщательностью, с масленкой в руке, в карманах бечевка, отвертка, ключ. В одном месте он подтягивал расчалку, в другом затягивал болт и никогда не торопился. Затем, когда его, наконец, все устраивало, он взлетал «прямо в небо, поворачивал, летал вверх и вниз, грациозный, демонстрируя великолепное мастерство авиатора». На одну-две секунды самолет зависал на фоне линии заснеженных Пиренеев, «создавая неописуемо прекрасную картину».
Одной из проблем, с которыми приходилось бороться Уилбуру, были многочисленные кочки размером со шляпу-котелок на летном поле. Они очень затрудняли взлет. Кто-то предложил разровнять поле лопатами. Как раз этим Уилбур и Орвилл занимались, готовясь к первым испытательным полетам в Хаффман-Прейри. Однако Уилбур считал, что сейчас может обойтись без этого. «Если мы должны будем менять лицо земли еще до того, как сможем летать, – отреагировал он, – то нам лучше отказаться от проекта». Таков был образ мыслей этого человека, отметил один из присутствовавших. «Он никогда не искал легких путей».
Больше всего времени Уилбур посвящал обучению графа де Ламбера и еще одного из французских авиаторов, Поля Тиссандье, подготовка которого предусматривалась контрактом. Как и де Ламбер, Тиссандье был богатым аристократом. Прежде чем прийти в авиацию, он занимался автомобильными гонками. Третьего ученика звали Поль Люка-Жирарвиль. Он был капитаном французской армии. Их них троих лучшим пилотом и любимцем Уилбура был де Ламбер.
Ознакомительная версия.
