Ролан Барт (1915–1980), философ:
Я не склонен слишком высоко оценивать романы Сада, но вижу его огромное значение. Думаю, это ключевая фигура в истории модернизма, более того — в истории отчуждения личности. Он был нигилистом раньше, чем возникло это слово, предвидением Достоевского и Ницше.
Альфред Кейзин (1915–1998), писатель:
Де Сада никогда не забывали. Им восхищались Флобер, Бодлер и большинство других радикалов и гениев конца XIX века. Он был одним из святых покровителей сюрреализма, фигурой, определившей мысль Бретона. Но лишь дискуссия после 1945 года по-настоящему определила место де Сада как несомненной отправной точки в коренном переосмыслении человеческого удела.
Сьюзен Зонтаг (1933–2004), писательница и искусствовед:
Никому не дано чувствовать и ясно выражать стремление к тому, чего втайне желал Сад и чего он добился.
В.В. Ерофеев, писатель:
Маркиз де Сад не напрашивался в герои. Напротив, в своем завещании он "льстил себя надеждой", антигеростратовой, если можно так выразиться, что память о нем не сохранится в умах людей. Напрасная надежда! Его имя стало нарицательным еще в наполеоновскую эпоху. Характер же его славы оказался таков, что сын маркиза поспешил после смерти отца поскорее сжечь большое количество его неопубликованных рукописей, "противных закону и морали". Однако после целого века анафем и проклятий, обрушившихся на голову маркиза (что, кстати сказать, не помешало таким писателям, как Бодлер, Флобер или Мопассан, высоко оценить литературный талант Сада), начался период "переоценки"…
Б.В. Соколов, историк:
Откровенные эротические описания <…> направлены исключительно на возбуждение эротических чувств у читателей. Романы же де Сада, напоминающие собою скорее многотомные философские трактаты, воспринимать в этом качестве почти невозможно — если только не выжать из них некий дайджест, состоящий из одних "клубничных" сцен. Что же касается остальных, "пристойных" произведений маркиза — вроде философского романа "Алина и Валькур" или новелл сборника "Преступление во имя любви", — то они близки к набиравшему в то время силу в Европе сентиментализму, поскольку главное внимание автор уделяет здесь чувствам героев.
Де Сад <…> стал одной из первых жертв "карающей психиатрии", столь хорошо известной советским диссидентам.
Е.В. Морозова, писатель и переводчик:
"Вечный узник", де Сад вписался в ставший расхожим образ проклятого писателя, гения, творившего вопреки постоянно преследующим его несчастьям. В этом сложившемся стереотипе писательский труд связан с бесконечным преодолением препятствий, сам писатель несчастен в личной жизни, не понят обществом, а созданные им шедевры никто не ценит. На первый взгляд, маркиз де Сад стереотипу вполне соответствовал: почти половину сочинений написал в тюрьме, женился из-за денег, при всех режимах оказывался за решеткой, вел постоянные войны с тюремщиками, тщетно добивался признания как драматург и отчаянно отрекался от "жестоких" романов, посмертно снискавших ему мировую славу и предугаданное им бессмертие. Но в реальной жизни люди редко укладываются в схему, не укладывался в нее и де Сад.
Де Сад не мог примириться с окружавшими его устоями и от этого чувствовал себя несчастливым. Он не был бунтарем против какого-либо определенного порядка, он был против порядка вообще, против всего, что так или иначе препятствовало осуществлению его желаний. А так как многие его желания реализовать было невозможно, постоянное недовольство делало характер его еше более желчным и раздражительным. Не получая желаемого признания, он уходил в себя и страничка за страничкой строил свой собственный мир, где наслаждение сливалось с властью посредством преступления.
Жизнь несчастливого господина де Сада сравнима с пьесой для одного актера, этим же актером и сочиненной. Автор писал, а актер исполнял, и ни один не обращал внимания на пристрастия зрительного зала, а потому оскорбленная публика освистывала его и забрасывала гнилыми помидорами.
В.Г. Бабенко, писатель:
Будучи фактически сексуальным маньяком, он вошел в историю титаном нравственной стойкости.
Ныне этого дома, принадлежавшего одному из наиболее влиятельных семейств Франции, не существует.
Жан-Арман де Майе (он же маркиз де Брезе) был племянником знаменитого кардинала со стороны матери, которую звали Николь де Плесси-Ришелье и которая была младшей сестрой кардинала.
В некоторых источниках утверждается, что ее звали Луизой, то есть Луизой Кордье де Лонэ де Монтрёй. А Анн-Проспер — это якобы была сестра Клода-Рене Кордье де Лонэ де Монтрёй.
Облатка (гостия) — хлеб в виде маленькой лепешки в католицизме латинского обряда, который используется во время литургии. В католических храмах уже освященные облатки, ставшие Святыми Дарами, помещаются в дарохранительницу, располагаемую либо за алтарем, либо в боковом приделе храма.
Канонисса — штатная монахиня женского католического монастыря. Канониссы, как правило, заведовали по поручению аббатисы какой-нибудь частью монастырского хозяйства: уходом за больными в больницах при монастыре, обучением в монастырских школах и т. д.
Рихард Краффт фон Фестенберг ауф Фронберг, он же фон Эбинг (1840–1902) — австрийский и немецкий психиатр и невропатолог, автор термина "садизм".
Слово луидор уже несколько раз встречалось в нашей книге, и настало время объяснить, что это такое. Луидор (louis d’or — золотой луи) — это французская золотая монета, которая впервые была в 1640 году во времена Людовика XIII. Луидоры чеканились из золота 917-й пробы, вес монеты составлял 6,751 г, диаметр — 26 мм. Чеканились также монеты в пол-луидора, два луидора, а также четыре, восемь и десять луидоров. В начале XVIII века вес луидора увеличился до 8,158 г. Впоследствии вес и диаметр монеты неоднократно менялись. Рекордным луидором стала монета весом 9,79 г. Луидоры чеканили до Великой французской революции и перехода на десятичную систему, а в 1795 году основной денежной единицей Франции стал франк.
Ливр — денежная единица Франции, бывшая в обращении до 1799 года. Основными были турские ливры (livre tournois), которые чеканились в городе туре. Они имели вес в 8,024 г (7,69 г серебра). Ливры делились на су и денье: 1 ливр = 20 су, 1 су = 12 денье (то есть ливр — 240 денье).
