Потом мы уехали с острова на ферму в Конви, на побережье Уэлльса, в горах. Там я учился быть один и не возражал против этого. Я обычно бродил по полям с овчарками. Я до сих пор действительно не против побыть один. Людям кажется, что это неестественно, но я думаю, что это очень здорово.
К тому времени мой отчим устроил меня на фабрику, которая делала стиральные машины Hotpoint. Каждый работник отвечал только за свою часть сборки. Я был одним из первых на конвейере: мне полагалось взять четыре маленьких медных гайки и навинтить их на деталь, после чего машина опускалась и скрепляла края её поперёк друг друга. Затем я снимал эту деталь и бросал в огромный ящик. Надо было сделать 15 000 штук, и когда я справлялся с этим количеством и чувствовал, что совершил настоящий подвиг, приходили рабочие, забирали их и оставляли пустую корзину. Человек не может делать это и не отупеть. Это невозможно — такая работа способна оболванить кого угодно. Я не знаю, как те люди работали там. Я так думаю, что, выполняя свои обязанности, они отключали свои мозги, чтобы не повредить их.
Всем моим знакомым, кто уехал оттуда в поисках лучшей доли, пришлось вернуться. У меня были другие планы относительно моей жизни. Так что я отращивал волосы, пока меня не уволили с фабрики. Ну и хорошо. Я предпочел бы голодать до самой смерти, чем вернуться. Мне очень повезло, что удача не оставила меня, и я этого избежал.
ГЛАВА ВТОРАЯ. Быстрый и свободный (Fast and loose)
Я нуждался в компаньоне, и он тут же нашёлся, — парень по имени Минг; так звали императора в фильме «Флэш Гордон». У Минга были длинные волосы и длинные, упавшие духом усы. Мы начали болтаться по кафе и танцплощадкам, снимать чужих девчонок и нагонять на всех ужас.
Очень быстро нам показалось, что мы должны принимать наркотики (о которых до того ничего не знали), так что мы связались с моим другом еще со времен Англси, с Робби Уотсоном из Beaumaris (помимо него, местечко было также известно своим хорошо сохранившимся замком). Робби жил в Манчестере и у него были очень длинные волосы, что для нас было важно тогда. Мы начали покуривать травку, а потом, однажды ночью, в «Венеции», кафе в Ландудно, Роб дал мне ампулу «спида» — метиламфетамина гидрохлорида — с черепушкой и перекрещенными костями на ней. Это дело нужно было принимать внутривенно.
Я никогда не любил что бы то ни было вкалывать себе, и до сих пор не люблю. Это затягивает. Я видел, до чего могут дойти люди из-за иглы. Роб сидел на игле и настойчиво советовал мне попробовать. Но я добавил наркотик в чашку с чем-то — с шоколадом, помнится, — и выпил.
В том кафе за стойкой стояла совсем зелёная девчонка, и я после этого часов пять безостановочно втирал ей что-то. Временами поворачивался к Робби заявить, что меня не цепляет, и снова донимал несчастную, которая была уже в каком-то алфавитном шоке от моего бормотания — а мне было по кайфу, я чувствовал себя, понимаешь, Королем Мира! Никаких проблем! (Кстати, Робби Уотсон, который долго был моим лучшим другом, и отличался блестящим, с ледяным сарказмом, чувством юмора, умер в 20 лет; игла — это слишком серьёзно. Есть ещё вопросы?) Но вернемся ко мне и Мингу, или к Мингу и ко мне!
Мне было шестнадцать, когда мы с Мингом уехали из Уэльса и направились на восток, в Манчестер. Вообще-то мы преследовали пару девчонок, с которыми познакомились, когда они были на каникулах в Колвин Бэй (Colwyn Bay). Мы собирались жениться на них и прочая чушь. Конечно, все закончилось постелью, как обычно. Могу вам гарантировать — они только выиграли оттого, что мы не женились на них.
Я не помню, как звали подружку Минга, но мою звали Кэти. Она была замечательной девчонкой в свои пятнадцать лет; любопытные, восторженные пятнадцать. И вот, когда они вернулись в Стокпорт (Stockport), Минг и я приехали к ним. Мы сняли квартиру на Итон-Мур-роуд (Heaton Moor Road), и знакомились с разными людьми, и если им негде было остановиться, мы позволяли им спать на полу, на диване или еще где-нибудь, и через месяц в одной комнате уже ютилось 36 человек! Я запомнил только Моисея (на которого он был очень похож, если верить всем этим фильмам Чарлтона Хестона (Charlton Heston)). Потом Кэти забеременела…, она, конечно, была замечательной, но ей тоже было всего пятнадцать, — это, между прочим, статья! Ее отец писал письма моему отчиму, в которых называл меня ссыльным Уэльсским битником. Вдвоём они подготовили одно из «удобных» решений, и ребенок, Скен, был усыновлен при рождении. Я помню, как Кэти сдавала школьные экзамены прямо в роддоме, и я навещал ее. Она очень располнела, и обычно я вываливался из автобуса и со смехом кричал — «Привет, толстуха!» И она тоже задорно смеялась. Она была потрясающей девчонкой, моей первой любовью. С тех пор я больше не видел Кэти, не знаю почему. Интересно, что она связалась со мной два или три года тому назад, как раз во время работы над этой книгой… Она сказала, что нашла Скена, но я не стану вдаваться здесь в подробности — пускай у него будет своя жизнь.
Что касается нашей жилищной ситуации, мы (и эти тридцать шесть соседей по комнате) конечно же, быстро оказались на улице, — наверное, домовладелец задался вопросом, почему ему пришёл счет за газ на 200 фунтов. С тех пор как Минг, Бесстрашный Авантюрист, вернулся в Уэльс (чтобы в конце концов стать клерком в министерстве социального обеспечения — в чём, как вы говорите, есть великий пример и смысл жизни…), я снова остался один.
Все то время, пока я общался с Кэти, и еще пару лет после, я был «ночлежником», как тогда говорили. В то время в стране это было распространено среди подростков. Мы все носили американские армейские куртки, водонепроницаемые, с двойной подкладкой. Такие вещи очень дёшево можно было купить в «секонд хэнде», и каждый «ночлежник» должен был иметь такую, чтобы написать на куртке фломастером имена своих приятелей и всю её покрыть этими странными автографами. Мы ездили автостопом по всей стране, ночевали у знакомых девчонок или в вагонах на железнодорожных тупиках, или снимали какие-то углы у симпатизировавших нам местных женщин. Тогда считалось крутым; «быть в бегах». Это было время Боба Дилана, с гитарой и спальным мешком за спиной. Многим девчонкам нравится кочевая жизнь. Это — традиция, если задуматься: цирк, армия, пираты, гастролирующие рок-группы — девчонки всегда ищут это. Я думаю, что женщины видят нечто романтичное в таком типе, который нынче здесь, а завтра там. Мне такое тоже нравится, — да и что мне остаётся, если я такой тип и есть? Начало 60-х, какое замечательное время! Мы отращивали волосы до задницы, бездельничали, и жили за счет женщин везде, где оказывались. Девчонки обычно воровали еду из родительских холодильников, чтобы кормить нас — как будто подкармливали беглого каторжника. Им нравилась драматичность подобной ситуации, а нам нравилось есть.
