– Германия ничего не требует от России, – заявил Риббентроп. – Нам нужны только мир и торговля.
Сталин предложил слово Молотову, который возглавлял не только комиссариат иностранных дел, но и правительство СССР.
– Нет, нет, Иосиф Виссарионович, – запротестовал тот. – Говорить должны вы. У вас это получится лучше, чем у меня.
Стороны быстро пришли к согласию по главным пунктам пакта, направленного на раздел Польши и восточной Европы на сферы влияния. Сталин получал восточную Польшу, Латвию, Эстонию, Финляндию и Бессарабию. Гитлер сохранял Литву.
Когда Риббентроп начал расхваливать германо-советскую дружбу, Иосиф Виссарионович насмешливо фыркнул.
– А вам не кажется, что нам следовало бы уделять больше внимания общественному мнению в наших странах? – заметил генсек. – Не один год мы выливали друг на друга ушаты грязи. Наши пропагандисты очень преуспели в этом. А сейчас совершенно внезапно мы должны убедить наши народы поверить в то, что все забыто и прощено? Так быстро дела не делаются.
Риббентроп не стал спорить. Он прекрасно понимал, что и так в ту ночь достиг очень многого. Министр вернулся в посольство и немедленно отправил телеграмму Гитлеру.
В десять часов вечера он вновь приехал в Маленький уголок. Теперь его сопровождали многочисленная делегация и два фотографа. Когда рейхсминистр объявил, что Адольф Гитлер согласен с условиями договора, внезапная дрожь пробежала по телу Сталина и он не сразу пожал руку, протянутую партнером. У многих тогда сложилось впечатление, что генсеку потребовалось время, чтобы побороть какой-то внутренний страх. Затем Иосиф Виссарионович приказал принести водку.
– Я знаю, как сильно немецкий народ любит своего фюрера, – произнес он, поднимая рюмку. – Я хотел бы выпить за его здоровье.
Вячеслав Молотов произнес тост за здоровье Риббентропа, а немец в свою очередь предложил выпить за Сталина. Один из молодых немцев, Рихард Шульц, офицер СС ростом под метр девяносто, обратил внимание на то, что советский лидер пьет водку из специального графина. Ему удалось тоже налить себе оттуда. Шульц был немало удивлен, когда понял, что в нем вода. Увидев, как немец пьет его воду, Сталин едва заметно улыбнулся. Рихард Шульц был далеко не последним гостем Сталина, раскрывшим этот маленький секрет.
К двум часам ночи 24 августа договор был готов к официальному подписанию. В комнату ввели фотографов. У немцев имелось самое современное на тот день фотооборудование, у русских – старинные деревянные треноги и деревянно-медные фотоаппараты. Начальник штаба Красной армии, вечно больной Шапошников, которого Сталин очень уважал, делал пометки в маленьком блокноте. Когда дело дошло до фотографирования, вождь пригласил сняться вместе с ним того самого эсэсовца, который выпил воды вместо водки. Рихард Шульц стоит на историческом снимке между Риббентропом и Шапошниковым.
Вячеслав Молотов и Иоахим Риббентроп подписали договор. Затем официантки принесли шампанское и закуски. Один из немецких фотографов, желая сделать редкий снимок, щелкнул вспышкой, когда Сталин и Риббентроп подняли бокалы. Иосиф Виссарионович был недоволен. Он покачал пальцем и сказал, что не хочет, чтобы эта фотография увидела свет. Фотограф предложил отдать пленку, но Сталин сказал, что доверяет его слову.
В три часа ночи взволнованные делегации разошлись. На прощание Сталин сказал Риббентропу:
– Я могу гарантировать, что Советский Союз не предаст своего партнера. Даю вам слово.
Сталин уехал в Кунцево, где его давно ждали охотники. Ворошилов, Хрущев, Маленков и Булганин отдали убитых уток на кухню – их уже успели приготовить к столу. Когда появились довольные Сталин и Молотов с копией подписанного договора, Хрущев похвастался, что перестрелял Ворошилова, который считался самым метким. Вождь со смехом рассказал, как они только что подписали пакт Молотова – Риббентропа. Этот договор, по его словам, должен потрясти весь мир. Иосиф Виссарионович был очень доволен собой, хотя и не питал особых иллюзий в отношении новых друзей.
Принесли уток.
– Конечно, все это игра, цель которой – перехитрить партнера, – с улыбкой проговорил генсек. – Я знаю, что замышляет Гитлер. Он думает, что надул меня. На самом деле все обстоит иначе. Это я его надул.
Война, объяснил вождь, начнется не завтра. Главное – выиграть время.
Жданов пошутил, что Риббентроп своей фигурой напоминает ему грушу.
– У него самые толстые и самые широкие бедра во всей Европе, – сказал Жданов.
Все покатились со смеху. У рейхсминистра иностранных дел были действительно широкие бедра.
«Большая игра», как назвал Молотов это психологическое состязание между Сталиным и Гитлером, началась.
* * *
В два часа ночи 1 сентября Поскребышев принес Сталину телеграмму из Берлина. В ней сообщалось, что накануне вечером «польские» войска (на самом деле переодетые в польскую форму немецкие парашютисты) напали на немецкую радиостанцию в городке Глейвиц. Сталин уехал на дачу и лег спать. Через несколько часов вновь позвонил Александр Поскребышев. Немецкие войска перешли на территорию Польши.
Вождь внимательно следил за тем, как развиваются события на Западе. Великобритания и Франция объявили войну Германии и выполнили данные Польше гарантии. Сталин тоже не терял времени даром. Он срочно разрабатывал вторжение советских войск в Польскую Республику. Но сначала нужно было дождаться завершения войны с японцами. В два часа ночи 17 сентября Иосиф Виссарионович в присутствии Ворошилова и Молотова сказал Шуленбергу: «В шесть утра, то есть через четыре часа, Красная армия вступит на территорию Польши».
Премьер Молотов отправился на радио, чтобы объявить о «священном долге по оказанию помощи украинским и белорусским братьям». Лев Мехлис рассказал Сталину, что западные украинцы встречают советские войска как истинных освободителей – «…яблоками, пирогами и водой… Многие от радости плачут».
Хрущев, первый секретарь компартии Украины, надел военную форму и вместе с шефом украинского НКВД Иваном Серовым присоединился к войскам Семена Тимошенко, командующего Киевским военным округом. Лысый Тимошенко был суровым ветераном Гражданской войны. Двадцать лет назад он командовал в Царицыне Первой кавалерийской армией. Этот опытный офицер во время Большого террора разоблачил Семена Буденного и сам едва не подвергся репрессиям. Хрущев утверждал, что спас ему жизнь.
Наступление на Польшу казалось Никите Сергеевичу захватывающим приключением, но еще сильнее волновалась его жена, Нина Петровна, которая, надев военную форму и вооружившись пистолетом, освободила своих родителей, остававшихся в Польше с 1920 года. Хрущев расположился во Львове. Он был рад встрече с родственниками, но вышел из себя, увидев у жены пистолет.
