брошюры краеведческого содержания: текст их сначала печатал в местной газете, а потом отдельными оттисками в виде книжек.
Там же я написал статью «Всероссийское попечительство о научных и художественных хранилищах», печатавшуюся большими подвалами во многих номерах местной газеты. В июне 1917 года я добился командировки в Петроград и Москву. Вырезал из газет статьи, сшил их и повез в Петроград добиваться осуществления изложенной в статье мысли. Явился сначала в Академию наук к непременному секретарю академику С. Ф. Ольденбургу и стал спрашивать совета, к кому обратиться по этому вопросу.
— К Алексею Максимовичу Горькому. Он комиссар дворца, а это ведомство связано с музеями, библиотеками, архивами. Только сейчас Горького в Петрограде нет, а его заместителем является бывший председатель Второй Государственной думы Анатолий Федорович Головин. Он принимает в Зимнем дворце.
Я отправился туда. Головин сидел в какой-то большой комнате одиноким. Принял меня очень внимательно и обещал передать мою статью Горькому. О дальнейшей ее судьбе мне узнать не удалось.
VI
Пользуясь длительным отпуском по слабости здоровья, в сентябре 1917 года я прибыл в Шадринск и решил перенести сюда свой музей, так как при сложившейся обстановке о создании мечтавшейся сельскохозяйственной школы в селе нечего было и думать. Вскоре произошла Октябрьская революция. Советская власть поддержала мои краеведческие начинания, и я увлеченно повел свою работу под змеиный шип затаившейся белогвардейщины и саботировавшей интеллигенции.
Когда Шадринск заняли белые, жить стало очень неспокойно. В конце концов, не выдержав этой моральной пытки, решил взять жену и сынишку и уехать в Томск (все же университетский город), переждать там «глухое время», а потом увернуться к своему делу. Музей я оставил на попечение матери своей жены — Клавдии Степановны Боголеповой.
В Томске я нашел спокойное место работы, поступил вольнослушателем в университет и близко сошелся с людьми науки: будущим академиком С. П. Обнорским, профессором А. Д. Григорьевым, М. К. Азадовским и другими. В Томск же, спасаясь от белогвардейщины, прибыл знаменитый впоследствии библиограф Н. В. Здобнов.
Когда историко-филологический факультет университета объявил конкурс на лучшее описание говора той или иной урало-сибирской местности, я тотчас же принялся по памяти составлять словарь першинского говора и описание его особенностей. Факультет присудил мне большую настольную серебряную медаль.
Нужно сказать, что еще в 1913 году, работая по обследованию скотоводства в Камышловском уезде, я получил от местного жителя Н. А. Удинцева в подарок томик «Записок Уральского общества любителей естествознания», в котором был напечатан словарь говора крестьян Шадринского уезда, составленный местным жителем Н. П. Ночвиным. Этот словарь и возбудил у меня интерес к работе, которую я веду и по сей день!
Когда колчаковская армия откатилась дальше на восток и Томск был освобожден, я дал знать в Шадринск о месте своего временного обитания; в Шадринске уже работал по народному образованию мой двоюродный брат В. Н. Бирюков, впоследствии работник Уралоно, потом Ирбитского и Кунгурского окружных комитетов РКП(б), а затем Свердловского и Пермского гороно. Из Шадринска пришел мне вызов для работы в музее, и я опять оказался в родных палестинах.
Народа на Урале тогда было мало. Многие, сбежав в Сибирь, там и остались. Екатеринбургский губоно пригласил меня читать лекции по краеведению на педагогических курсах в Красноуфимске, а потом в Ирбите, на что я с удовольствием согласился, тем паче, что работу по музею в мое отсутствие повела жена. Было это летом 1920 года.
Л. Н. Бирюкова.
Закончив работу на курсах, я возвращался домой через Екатеринбург, но тут пришлось задержаться в связи с учреждением комиссии по созданию Уральского государственного университета, в которой я принимал участие, а потом связать на время работу своего музея с университетом.
Точности ради нужно сказать, что созданное мной в Шадринске учреждение называлось Научным хранилищем и включало в себя краеведческий музей, архив, художественную галерею и научную библиотеку — целый комбинат. Благодаря этому мы спасли все архивы города и звезда — волостные, церковные, монастырские и др. Таким образом в Шадринске создался мощный архив, который теперь служит источником для диссертационных и других научных работ.
Архив доставил нам с женой всего больше хлопот и неприятностей. Не все тогда понимали, что надо дорожить архивами — следами старой, отжившей жизни. Земская управа оставила огромный и очень ценный архив, а кто-то из местных работников распорядился отправить его на фабрику. Архивом заведовал бывший земский учитель. Он в панике прибежал ко мне и сказал, что архив увозят, вон идет уже первая подвода. Я выскочил и вдогонку. Хватаю подводу за колеса, кричу: «Вернись!» Возница недоумевает: кто это такой, что запрещает выполнять повеление начальства… Много крови испортили эти архивы, зато я успел собрать их.
Директорствовал я в Шадринске четырнадцать лет, по 21 сентября 1931 года. За это время «облазил» почти весь Шадринский округ, записал десятки тысяч слов местного говора, не говоря уже о сборе вещественных материалов для пополнения фондов музея и библиотеки.
За те же годы в Шадринске было написано три книги: «Природа и население Шадринского округа Уральской области» (1927 г., 340 стр.), «Очерки краеведческой работы» (1924 г., 130 стр.) — обе изданы в Шадринске — и «Краеведческий вопросник» (Пермь, 1929 г., 188 стр.). Журнальным и газетным статьям и заметкам я и счет потерял. Отдавался я тогда краеведческой работе до самозабвения, в ущерб многому личному. Вел курс краеведения на окружных педагогических курсах в Шадринске, организовал самостоятельные месячные курсы по краеведению, где слушателями были все педагоги, провел несколько самостоятельных выставок: историко-революционных, художественных, кустарной промышленности округа и т. д., и т. д. Вероятно, поэтому я был избран в члены Центрального бюро краеведения при Академии наук СССР, выступал на его пленумах и всесоюзных конференциях по краеведению, был гостем праздника 200-летия Академии в сентябре 1925 года.
Заинтересовавшись работой нашего Научного хранилища, для знакомства с ним в январе 1925 года приезжал в Шадринск один из председателей Центрального бюро краеведения академик А. Е. Ферсман; был также академик И. А. Орбели, директор Эрмитажа… Да разве упомнишь всех ученых и общественных деятелей, побывавших тогда у нас в Шадринске…
VII
Полной неожиданностью для меня было упразднение окружной системы. Это тяжело отразилось на судьбе Научного хранилища с его работой в окружном масштабе. Больно ударило и по мне: с окружных рельсов переходить на районные!.. Да тут еще нужна была кандидатура на должность ученого секретаря по Уральскому бюро краеведения, и выбор пал на меня. С болью в сердце оставил я Шадринск и перебрался в Свердловск на шесть-семь лет работы.
Зато здесь предо мной открылась всеуральская дорога. Если до того я собирал диалектный материал только по своему Шадринскому округу, то теперь перешел на уральский масштаб.
Летом 1934 года я получил приглашение издательства
