На самом же деле, хотя Спиноза давно уже отдалился от общества религиозных фанатиков и заранее ждал того, что произошло, это событие было для него сильным ударом. Внешне он равнодушно воспринял известие о своем отлучении от синагоги, однако это легло тяжелым камнем на его сердце. Сейчас сестры, наверное, оплакивают его как покойника. Те люди, с кем прежде разделял он радость и горе, теперь будут с презрением отворачиваться от него. Невыразимая грусть и тоска овладели им, когда он представил, что прежняя жизнь кончена, что юность ушла навсегда и безвозвратно, что оборвались все нити, соединявшие его с прошлым...
Но Барух не был злопамятен. Он простил своих соплеменников от всей своей чистой души. А когда, подняв голову, он увидел дружеские лица, обращенные к нему с любовью и лаской, у него отлегло от сердца.
Мари внимательно вслушивалась в разговор взрослых и машинально брала из вазочки конфету за конфетой.
— Да они просто гнусные лицемеры, ваши обвинители! — гневно воскликнул Франциск ван ден Энден и невольно стряхнул пепел из трубки прямо на скатерть.
— Этого у них не отнять, — согласился Спиноза. — Каковы раввины, такова и паства. Помню, как еще в детстве меня поразил и заставил задуматься об этом один случай. Мне было тогда лет десять. Покойный отец послал меня к одной старухе-еврейке получить с нее долг.
— А сумма была большая? — с любопытством спросила Мари.
— Вот сумму я как раз не помню, — кротко улыбнулся Барух. — Но думаю, что она была не очень велика, иначе отец вряд ли дал бы ребенку такое поручение.
— И что было дальше? — нетерпеливо спросила девочка. Похоже было, что ее очень заинтересовала эта история.
— Старуху-должницу я застал, когда она молилась, — продолжил свой рассказ Барух. — Служанка провела меня в ее комнату, но она, делая вид, что не замечает меня, продолжала усердно воссылать мольбы к Господу. Наконец она закончила молиться и спросила меня, зачем я пришел. Когда я сказал о цели своего посещения, старуха, вместо того чтобы отдать деньги, принялась поучать меня. Она говорила о том, что необходимо постоянно пребывать в страхе Божием и благочестии. О том, как надо почитать своих родителей и брать пример с отца в ведении всех дел. А главное — о том, что нужно неустанно проводить дни в изучении Священного Писания. Поучения и наставления продолжались неимоверно долго, так что у меня голова уже начала кружиться.
— Наверняка старая ведьма неспроста дурманила вам мозги, — подал реплику Франциск ван ден Энден. — На уме-то у нее было что-то совсем другое.
— Вы совершенно правы, господин ван ден Энден, — склонил голову Барух.
— Так отдала она вам долг или нет? — не выдержала Мари, с нетерпением ожидавшая развязки истории, рассказываемой Барухом.
— Вот как раз сейчас мы подошли к этому моменту, дорогая Мари, — снова улыбнулся Спиноза. — Наконец старуха приступила к делу, ради которого я пришел, и принялась отсчитывать свой долг. Но при этом деньги она считала за особым столом, в крышке которого была проделана незаметная щелка. Кое-какие монетки попадали в эту щелку и скатывались в коробку, которая была спрятана под столом.
— Чего не придумает людская скупость! — с усмешкой воскликнул Франциск ван ден Энден.
— Деньги, оставшиеся на столе, — продолжал Спиноза, — она собрала и протянула мне. Но когда я собрался пересчитать их, старуха помешала мне и попыталась поскорее выпроводить за дверь. Но я хотел выполнить отцовское поручение добросовестно и настоял-таки на своем. Со злобным ворчанием она сама еще раз пересчитала деньги на моих глазах и, когда сумма не сошлась с причитающейся, скрипнув зубами, восполнила недостачу.
— И примеров подобного лицемерия не счесть! — с жаром отозвался Франциск ван ден Энден. — Такие люди, как я не раз убеждался, даже не замечают противоречия между внешним исполнением предписанных верой обрядов и нежеланием следовать ее же требованиям в жизни. На словах они полны любви к ближнему, а на деле так и норовят вырыть ему яму. Но вы проявили завидную стойкость, Ба-pyx. Я и не подозревал в вас такой коммерческой хватки, — добродушно рассмеялся учитель Спинозы.
— Отец считал, что из меня получился бы неплохой коммерсант, — скромно заметил Барух. — После его смерти мне пришлось продолжить его дело. И все шло успешно, семья не потерпела убытка. Но когда мои добрые сестрицы попытались лишить меня наследства, я в конце концов предоставил все на откуп им. Теперь всем ведает муж младшей, Мириам, — Самуэль Казеро.
— Почему же с вами поступили так несправедливо, Барух? — с обидой в голосе спросила Мари.
— Моих сестер можно понять, — с грустью отозвался молодой человек. — Я ведь и тогда уже был на подозрении у раввинов. Прошел даже через малое отлучение, когда в течение месяца каждый правоверный иудей обязан был сторониться меня как прокаженного. Но все же сначала я не смирился с поступком сестер. Обратился в суд и в соответствии с законом отсудил свою долю. А потом все отдал им. По собственной воле. Мне ничего не нужно.
— И себе ничегошеньки не оставили? — от удивления широко распахнула глаза девочка.
— Только памятные вещи, с которыми жаль было расставаться. Я к ним привык.
— Какие же вещи?
— Всякую мелочь. А из крупных — старую семейную кровать, — смущенно улыбнулся Спиноза.
А Мари почему-то покраснела.
— Ваш рассказ, Барух, лишний раз убеждает меня, — сделал вывод Франциск ван ден Энден, — что вы добились бы многого на любом поприще и могли бы стать преуспевающим дельцом.
— Зачем мне это? — пожал плечами Спиноза. — Лишние деньги только мешают жить. Они заставляют думать о том, куда их вложить или как потратить, и таким образом не дают заниматься любимым делом. Человеку нужен разумный достаток, а не гора сокровищ. Будь у меня много денег, где бы я нашел время, чтобы читать с вами, Мари, судебные речи Цицерона? — пошутил он.
— Нет, — смешно сморщив носик, заявила Мари. — По-моему, деньги очень даже нужны.
Оба мужчины рассмеялись, а девочка, не успевшая сразу сообразить, стоит ей обидеться или нет, заметила, что в комнату вошла служанка Сюзанна.
10
Сюзанна держала в руках высушенный полукафтан Баруха.
— Не знаю, что и делать, — удрученно сказала она. — Тут его словно располосовал кто, — девушка расправила полы, в одной из которых зияла большая дыра.
— Пожалуйста, не беспокойтесь, Сюзанна, — произнес Барух. — Спасибо вам. Я отдам его в починку. — И он взял полукафтан из рук девушки.
Служанка поклонилась и вышла.
— Откуда это такая огромная дыра? — удивленно спросила Мари.
Барух потупился. Воспоминание о фанатике, от которого он спасся только чудом, вырвало его из атмосферы дружеской застольной беседы и заставило поежиться. Мари ждала ответа, а ему не хотелось расстраивать ее и пугать подробностями кошмарного происшествия. Он направил кроткий взгляд на учителя. Вероятно, в выражении его лица было нечто, что дало понять Франциску ван ден Эндену: Барух хочет поведать ему то, что не предназначено для детских ушей.
Под каким-то благовидным предлогом он отослал дочку в ее покои.
Спиноза рассказал учителю о том, что случилось с ним во время грозы.
Франциск ван ден Энден нахмурился.
— Не зря я вспоминал сегодня об Уриэле Дакосте, — пробормотал он. — Вам предстоят тяжелые испытания, дорогой мой мальчик. Боюсь, что они на этом не успокоятся.
— Важно, чтобы я сам был спокоен, — рассудительно ответил Спиноза. — Я ни в чем ни перед кем не виноват. А значит, мне нечего бояться.
11
Барух и в самом деле был спокоен. Раз судьба уберегла его от кинжала убийцы, значит, таков естественный ход вещей. И в соответствии с ним он осуществит все задуманное. А что до происков его бывших наставников, то он знает заранее, чего от них ждать, и постарается просто забыть об их существовании. Собственно, к тому, что произошло сегодня, кроме покушения фанатика, он тоже был готов.
