Поэтому он с таким энтузиазмом воспринимает начало в том же 1899 году Англо-Бурской войны – с энтузиазмом, разделявшимся тогда самыми разными кругами российской общественности. Одни видели в сочувствии «борьбе свободолюбивых буров» повод для легального проявления своих революционных настроений; другие, объясняя всю мировую политику краткою формулой «англичанка гадит», радовались сопротивлению, встреченному британской колониальной политикой на Юге Африки. Не исключено, что слабые бурские республики вызывали искреннее сочувствие и у Колчака, а любой ущерб, наносимый Великобритании, соответствовал его взглядам на внешнеполитические интересы России. Но все же собственное свидетельство Александра Васильевича говорит как будто об иных мотивах, заставлявших его стремиться в Южную Африку на помощь бурам.
«Я думаю, что каждый мужчина, слыша и читая о таком деле, должен был испытывать хотя бы смутное и слабое желание в нем участвовать. Став снова на точку зрения искателя ощущений, я испытывал неодолимое желание идти туда, где работают современные орудия с лиддитовыми и пироксилиновыми снарядами, где происходит на деле все то, что у нас на броненосце („Петропавловске“, на котором Колчак служил с осени 1899 года. – А.К.) делается лишь “примерно”», – откровенно писал он. Профессионализм офицера, желающего приобрести опыт боевого использования новейших военных изобретений, неотделим здесь от молодого задора и авантюристического поиска «ощущений», который заставлял даже влюбленного в море лейтенанта устремиться на сугубо сухопутный южноафриканский театр войны.
Неудержимый темперамент Колчака толкал его и на поступки, которые в русском флоте того времени уже считались предосудительными. «Был ли Колчак жесток? – пишет адмирал Пилкин. – Он был бешено вспыльчив. “Чертушка!” – говорил о нем Бахирев (адмирал М.К.Бахирев, как и Пилкин и Колчак, был участником обороны Порт-Артура; во время Мировой войны – сослуживец Колчака на Балтике. – А.К.). Из песни слова не выкинешь!» Вспыльчивость приводила к тому, что «молодым офицером» Александр Васильевич «действительно жестоко дрался, и его принуждены были останавливать начальники и сослуживцы». Кулачная расправа, широко распространенная на флоте в «старое время», в начале XX века уже выводилась под строгим наблюдением морского начальства, и Колчак в этом смысле относился скорее к числу исключений из общего правила. Впрочем, он умел и обуздывать себя, что лучше всего доказывается северной эпопеею молодого лейтенанта – участием его в знаменитой «Русской Полярной Экспедиции».
Известно, что замкнутый мирок дальних экспедиций, особенно арктических, на месяцы, а то и годы отрезанных от всего света и заключенных в плен северного «белого безмолвия», способен провоцировать конфликты внутри маленьких коллективов, для которых уживчивость их членов превращается в одно из первоочередных условий не только успешной работы, но и попросту существования в столь тяжкой обстановке. И вот это-то качество неожиданно продемонстрировал «бешено вспыльчивый» Колчак во время двухлетнего плавания на шхуне (иногда ее называют яхтой) «Заря» в 1900–1902 годах.
Именно перспектива принять участие в путешествии известного исследователя барона Э.В.Толля, наверное, удержала лейтенанта от южноафриканской авантюры. Еще во время краткосрочного пребывания в Петербурге в 1899 году Колчак пытался попасть в состав этой экспедиции, но, не получив определенного ответа, ушел на «Петропавловске» на Дальний Восток. Дошел бы он тогда до места назначения и занялся бы снова гидрологическими исследованиями или по дороге списался бы с корабля, чтобы поискать «ощущений» в Трансваале, – сказать сегодня уже невозможно; но во время стоянки «Петропавловска» в греческом порту Пирей броненосец догнала телеграмма одного из членов экспедиции, лейтенанта Ф.А.Матисена, с предложением Колчаку должности вахтенного офицера «Зари». Вопрос об откомандировании в распоряжение Императорской Академии Наук был решен по ходатайству ее президента, Великого Князя Константина Константиновича (не менее известного как поэт «К.Р.» – «Константин Романов»), которому морское министерство не стало отказывать. После непродолжительной стажировки в изучении магнитного поля Земли (кроме гидролога и строевого офицера, экспедиции требовался помощник магнитолога, кандидата наук Ф.Г.Зееберга) и краткой командировки в Норвегию, для консультаций со знаменитым путешественником Фритьофом Нансеном, Колчак 25 июня 1900 года вышел на «Заре» из Кронштадта. Началось плавание в неисследованные моря, может быть, к неизведанным землям.
«1. Надо отправить подходящее судно, – формулировал цели предстоявшей экспедиции барон Толль в 1898 году, – через Карское море и мимо мыса Челюскин в устье Лены, до удобного места зимовки на этой реке.
2. Экспедиция начнет свое плавание из устья Лены на север, снарядившись тремя или четырьмя лучшими усть-ленскими заранее заказанными собачьими нартами, небольшим числом оленей…
3. Достигнув в августе месяце Санниковой Земли и высадив экспедицию со всем ее провиантом на 2 года (на всякий случай), судно вернется к материку и по пути, проходя около берега острова Котельного, оставит на его северном конце провиантское депо на случай неудачи плавания следующего года. Затем судно вернется опять в устье Лены до места зимовки.
4. Одна партия экспедиции начнет выполнение своей задачи на Санниковой Земле, совершая на санях и лодках разные экскурсии с целью научных исследований; другая же партия строит доставленное на судне домище для зимовки.
5. Весной и летом следующего года продолжаются геологические, физико-географические и топографические работы, по возможности до острова Беннетта, а часть сотрудников экспедиции заканчивает на месте зимней станции метеорологические и магнитные наблюдения круглого года.
6. Летом того же года судно отправится вторично из устья Лены на Санникову Землю и увезет экспедицию домой, взяв на обратном пути, по возможности, новый курс по восточной стороне Новосибирских островов…»
Проект этот, как видно, проникнут непоколебимой уверенностью в том, что легендарная земля, якобы увиденная на горизонте русским промышленником Яковом Санниковым в 1811 году, существует и – более того – достижима если и не легко, то по крайней мере с разумными затратами и усилиями. Разделял ли эту убежденность начальника экспедиции лейтенант Колчак? В докладе, сделанном им в феврале 1903 года, Александр Васильевич высказывается довольно скептически: «Главная цель экспедиции состояла в обследовании части Ледовитого океана, расположенной к северу от Новосибирских островов. Вторая задача состояла в зимовке на Таймырском полуострове и обследовании этой наименее изученной арктической части Азиатского материка… Упомянутая выше часть Ледовитого океана, помимо полной необследованности, привлекала еще слухами о существовании каких-то земель, в разное время виденных промышленниками с Новосибирских островов. Слухи эти, появившиеся еще в начале прошлого столетия и распространенные промышленником Санниковым, несмотря на опровержение их лейтенантом Анжу в 1820-х годах… получили особенное значение после открытия экспедицией Де-Лонга в 1881 году острова Беннетта к северу от Новой Сибири и извещения барона Толля о сильных признаках гористой земли к северу от острова Котельного». Впрочем, сказано это было уже по окончании Русской Полярной Экспедиции, финал которой оказался трагическим…
