Трудности начались с первых же шагов, хотя непреодолимыми они не были. Сравнивая плавание «Зари» с путешествиями Н.Норденшельда на яхте «Вега» (1879) и Ф.Нансена на шхуне «Фрам» (1893), Колчак писал впоследствии:
«Русская Полярная экспедиция барона Толля в 1900 г. встретила еще бóльшие препятствия; этот год был крайне неблагоприятен в смысле распространения льда, и яхта этой экспедиции “Заря” вынуждена была пробираться вплотную к совершенно не обследованным берегам западного Таймыра, встречая затруднения со стороны полного отсутствия гидрографических исследований [этих мест] не меньшие, чем от масс льда.
В том же самом месте, где в 1893 г. был остановлен неподвижным льдом “Фрам”, “Заря” встретила перемычку из сплошного льда и за поздним временем, которое ушло на вынужденные исследования неизвестных заливов и проливов, должна была стать на зимовку.
На второй год (1901 г.) “Заря” со вскрытием моря без особых затруднений обогнула мыс Челюскин и пересекла Сибирское море (сейчас принято название «море Лаптевых». – А.К.) к востоку от Таймырского полуострова по параллели гораздо севернее путей Норденшельда и Нансена».
Плавание «Зари» и две ее зимовки – 1900/1901 и 1901/1902 годов – прошли в интенсивной научной работе. Колчак «не только лучший офицер, но он также любовно предан своей гидрологии», – отмечал Толль. На карте Арктики появился остров Колчак, названный начальником экспедиции в память о заслугах Александра Васильевича (в советское время остров был переименован, а недавно ему было возвращено первоначальное название); здесь же заметим, что сам лейтенант во время своих полярных странствий окрестил другой остров и мыс именем своей невесты – Софии Федоровны Омировой, дожидавшейся его в Петербурге. Суровые испытания, далекие и рискованные походы на собачьих упряжках и пешком с целью топографической съемки, геологических, гляциологических и иных исследований, лишения и цинга (Колчака она, к счастью, миновала) были буднями Русской Полярной Экспедиции.
Но среди научных изысканий, прославивших Александра Васильевича, не забудем еще об одной исполнявшейся им миссии, которая может показаться неожиданной, но которая, очевидно, была исключительно важной как для отрезанной от всего мира горстки людей, так и для самого офицера. «По праздникам, обыкновенно через воскресенье, на нижней палубе совершалось перед завтраком богослужение, состоявшее из чтения и пения молитв, – рассказывает врач экспедиции В.Н.Катин-Ярцев. – За священника был лейтенант Колчак, а в его отсутствие – квартирмейстер Толстов». Понимать это буквально, конечно, не следует, мирянин не может в полной мере заменить рукоположенного иерея, но для политического ссыльного Катина-Ярцева были важны, наверное, не богослужебные тонкости, а глубокая религиозность и – более того – воцерковленность молодого офицера, о которой сын Колчака много лет спустя напишет как о «довольно строгом, даже аскетически-монашеском мировоззрении».
Оно, впрочем, отнюдь не исключало жизнелюбия, жадной любознательности, пылкого стремления к познанию окружающего Божиего творения. Интересно, что на фотографиях периода экспедиции на «Заре» у Александра Васильевича еще нет той гордой, созданной для медалей и памятников осанки, которая будет свойственна ему впоследствии. Пока в фигуре заросшего густою черной бородой лейтенанта можно почувствовать какую-то непоседливость, неуспокоенность, он чаще всего сидит в свободной позе, иногда чуть ссутулившись или подобравшись, как будто в постоянной готовности сорваться с места и двинуться по делам, которых в его жизни так много и которые влекут его с такою силой…
Но главное дело лейтенанта Колчака в Арктике, и даже не дело, а деяние, подвиг – еще впереди. Трагический финал Русской Полярной Экспедиции, о котором упоминалось выше, был связан с решением барона Толля, покинув «Зарю», отправиться к северу лишь с тремя спутниками. Плавание шхуны в короткие недели арктической навигации не принесло свидетельств о существовании Земли Санникова, и это, должно быть, стало серьезным ударом для впечатлительного и, кажется, неврастеничного руководителя экспедиции. Современный исследователь полагает даже, что «другого выхода, как мы сейчас понимаем, у Толля не было. Он слишком много авансов выдал Академии наук, прессе, коллегам, и вернуться без открытия Земли Санникова уже не мог». С другой стороны, проблема эта, скорее всего, существовала в основном в воображении барона, поскольку вряд ли его коллеги-ученые недооценили бы произведенные измерения и собранные коллекции на том основании, что экспедиция не совершила громкого и эффектного открытия; ассигнования же, выделенные на путешествие «Зари», в значительной степени оправдывались изучением побережья Таймыра и навигационной обстановки вблизи него, что могло иметь практический результат для освоения «Северо-Восточного прохода» – пути в Тихий океан вдоль берегов Сибири (этому вопросу, в частности, будет посвящена работа Колчака, написанная в 1907 году).
Но вряд ли Толль в тот момент мог рассуждать подобным образом. Историк считает, что «как только Толль принял решение идти на остров Беннетта с Зеебергом и двумя каюрами, Протодьяконовым и Гороховым, с этого момента начальнику экспедиции сделалось все окружающее безразлично». «Толль не хотел больше плавать на судне, а хотел просто от него избавиться… Не верю в его планы – это план необузданной фантазии!» – писал лейтенант Матисен. Одержимость исследователя смешивалась с эмоциями, и в результате барон и его спутники 23 мая 1902 года покинули «Зарю» и двинулись на север, к маленькому островку Беннетта. Больше их никто никогда не видел…
Предпринятые в августе попытки подойти на шхуне к острову и снять оттуда партию Толля не удались из-за отсутствия прохода в ледяных полях. «Заря» с остальными членами экспедиции ушла в устье Лены; «в этой экспедиции я пробыл до 1902 года и вернулся оттуда через устье Лены, Якутск и Иркутск [4]в Петроград в декабре 1902 г.», – расскажет впоследствии Колчак. Одна экспедиция завершилась, чтобы немедленно начаться другой.
Уходя с «Зари», Толль и его спутники имели с собою двухмесячный запас провизии. Однако оставалась надежда, что охотой на птиц, белых медведей, северных оленей, стада которых заходили на острова по льду, четыре человека могли обеспечить себя достаточным количеством провианта, чтобы без чрезмерных лишений перезимовать на острове Беннетта. А коль скоро оставалась надежда, следовало думать об оказании помощи путешественникам и о способах, которыми это можно было бы сделать.
Против идеи послать для спасения Толля и его спутников «Зарю» решительно восстал Матисен, «мотивируя свой отказ» возглавить такую экспедицию «полной неуверенностью в возможности достижения намеченной цели». Изношенная шхуна уже однажды потерпела неудачу в попытке приблизиться к острову, и новая попытка вместо спасения оставшихся там угрожала бы жизни самих спасателей. Другой план, одним из инициаторов которого выступил Колчак, предусматривал поход к острову Беннетта на одной или нескольких лодках, а по льду – на санях. Эта экспедиция, разумеется, должна была быть малочисленной, что вызвало довольно зловещие комментарии о «сокращении риска людьми». Было выдвинуто и третье предложение – использовать для поисков ледокол «Ермак», причем инициатор его постройки адмирал С.О.Макаров, конечно, поддержал идею отправки ледокола на выручку Толля. Однако большая осадка корабля (свыше семи метров) делала чересчур рискованным его плавание в мелководном Сибирском море, вблизи островов, а в случае вынужденной зимовки многочисленную команду (85 человек) было бы слишком трудно прокормить. Остановились на проекте шлюпочной экспедиции, возглавить которую вызвался двадцативосьмилетний лейтенант Колчак.
