кочегара американка — да простит она меня, если читает эти строки! — обратилась ко мне с глубочайшей убежденностью и серьезностью. По ее словам, она в большой степени связывала гибель «Титаника» именно с тем происшествием. Вы можете назвать ее слова отъявленной глупостью. Да, так и есть, но не для тех, кто верит в подобные вещи; и хорошо, если такие пророческие мысли об опасности не получают распространения среди пассажиров и членов экипажа; похоже, они обладают нездоровым влиянием.
Миновав Спитхед, мы шли вдоль берегов острова Уайт, который выглядел прекрасным в свежей весенней зелени, обменялись салютами с буксиром компании «Уайт Стар лайн», который лежал в дрейфе в ожидании буксировки одного из лайнеров к берегу. Вдали мы заметили несколько военных кораблей. Со стороны моря вход в залив охраняли несколько черных эсминцев. В полный штиль мы подошли к Шербуру — как раз сгустились сумерки. Мы вышли оттуда около 20:30, приняв на борт пассажиров и почту. В полдень четверга мы подошли к Квинстауну после приятного путешествия через Ла-Манш, хотя утром из-за холодного ветра невозможно было сидеть на открытой палубе.
Побережье Ирландии выглядело очень красивым, когда мы подошли к гавани Квинстауна. В ярких лучах утреннего солнца перед нами предстали зеленые холмы; над зазубренными серыми утесами, окаймлявшими побережье, виднелись группы домиков. Мы взяли на борт лоцмана и медленно вошли в гавань. Лот приходилось бросать постоянно. Винты задевали дно и поднимали песок; из-за этого вода помутнела и побурела. Мне показалось, что корабль остановился внезапно, и, поскольку я не знал, какова глубина у входа в гавань, решил, что, может быть, с помощью лота выявили, что глубина меньше, чем считалось безопасным для крупного лайнера размера «Титаника». Мои подозрения как будто подтвердил песок, поднятый со дна, — однако это просто предположение. Пассажиров и почту взяли на борт с двух посыльных судов, и ничто не могло дать нам лучшего представления о громадных размерах «Титаника». Мы стояли на корме и смотрели вниз с верхней палубы; к носу причаливали посыльные суда, авизо, казавшиеся простыми скорлупками рядом с величественным многопалубным судном, которое возвышалось над ними. Поистине, «Титаник» был величественным лайнером! В его движениях было нечто изящное, когда он еле заметно покачивался на волнах, то еле заметно ныряя вниз, то выравниваясь. Качка была заметна, только если наблюдать за носом судна по сравнению с какой-нибудь вехой на берегу в отдалении; два маленьких посыльных судна мотало туда-сюда, как пробки, рядом с «Титаником», и мы в полной мере могли оценить все достоинства передвижения на крупных судах по сравнению с мелкими суденышками.
После того как закончилась пересадка, посыльные суда отчалили, ив 1:30 ночи, когда винты снова взболтали песок, «Титаник» медленно развернулся на четверть круга. Его нос развернулся вдоль побережья Ирландии. Затем мы быстро отошли от Квинстауна; однако еще много миль видели маленький белый домик на холме за кормой. В нашем кильватере парили и кричали сотни чаек; они дрались и ссорились из-за остатков обеда, которые выбрасывали по трубам, пока мы входили в гавань; теперь они следовали за нами, надеясь на дальнейшее угощение. Я долго наблюдал за ними и был поражен тем, как легко они устремлялись вниз и успевали за кораблем, как будто едва шевеля крыльями; выбрав одну чайку, я следил за ней по нескольку минут кряду и не замечал, чтобы она шевелила крыльями с целью ускорить свой полет. Птица кренилась то в одну, то в другую сторону, подхваченная порывами ветра; она напоминала аэроплан, который парит в потоках воздуха. Не теряя изящной простоты, птица успевала за «Титаником», который вспарывал воду со скоростью двадцать узлов; если ветер был встречным, птица взмывала вверх и летела вперед наискосок; так же наискось она спускалась, ее крылья изгибались красивой аркой, а хвостовые перья расправлялись, словно веер. Было очевидно, что птица владеет тайной, какую мы лишь начинаем постигать, — тайной использования воздушных потоков, в которых можно то подниматься, то опускаться или планировать с минимальным расходованием сил. Кроме того, чайки напоминали парусники, которые идут на всех парусах при встречном ветре. Конечно, авиаторы берут пример с чаек; возможно, вскоре мы увидим аэроплан или планер, который изящно ныряет вверх и вниз при встречном ветре, неуклонно продвигаясь вперед над Атлантическим океаном. Чайки еще были за нами, когда наступила ночь; они по-прежнему кричали и ныряли в широкий пенный кильватер, который мы оставляли за собой; но утром они исчезли. Возможно, увидели ночью пароход, который направлялся к ним домой, в Квинстаун, и полетели за ним.
Всю вторую половину дня мы шли вдоль побережья Ирландии; берега охраняли серые утесы. Холмы за ними выглядели угрюмыми и голыми. Вечером побережье удалилось от нас к северо-западу, и последнее, что мы видели в Европе, были горы Ирландии, туманные и тусклые в наступившей тьме. Думая о том, что мы в последний раз увидели сушу перед тем, как высадимся на берегах Америки, я вернулся в библиотеку, чтобы написать письма, не догадываясь о том, сколько всего неожиданного, яркого и внушительного произойдет с нами, со сколькими бедами придется столкнуться и сколько хороших людей придется оплакать, прежде чем мы снова увидим землю.
После того как мы вышли из Квинстауна, с четверга до утра воскресенья, рассказывать почти не о чем. Море было спокойным — более того, таким спокойным, что почти никто не отсутствовал в столовой; ветер был западным и юго-западным, «свежим», как было написано в ежедневной сводке, но его порывы часто бывали холодными, часто такими холодными, что невозможно было сидеть на открытой палубе. Вот почему многие из нас проводили почти все время в библиотеке, где читали или писали письма. Каждый день я писал по нескольку писем и бросал их в ящик, висевший у двери в библиотеку; скорее всего, они и сейчас находятся там.
По утрам в небе, покрытом облаками, вставало солнце. Облака тянулись над горизонтом длинными узкими полосами и поднимались ярус за ярусом; по мере того как солнце поднималось все выше, облака становились красными, розовыми и постепенно выцветали до белого. Красивое зрелище для того, кто прежде не пересекал океан (или, более того, не удалялся от берегов Англии). Приятно стоять на верхней палубе и наблюдать за морской гладью, раскинувшейся всюду, куда ни посмотри, пока не смыкалась с линией горизонта, как казалось, бесконечно далеко. За кормой тянулся белопенный кильватер; под ним, как можно было предположить, лопасти винтов взрезали волны Атлантики. Наш кильватер напоминал ровную белую дорогу, окаймленную по обеим сторонам зелеными, синими и
