У постороннего наблюдателя может создаться впечатление, что я — упрямый авантюрист, перепрыгивающий с одного плота на другой и безнадежно погрязший в научных баталиях. На самом же деле я очень миролюбивый человек, прежде всего заинтересованный в том, чтобы найти решение той или иной проблемы, докопаться до ее корней. Но чем больше я делаю и чем больше я вижу, тем сильнее я поражаюсь ужасающему уровню неграмотности, царящему в научных кругах, среди так называемых «авторитетных ученых». И они еще претендуют на исключительное знание! С этим надо разобраться.
Должен признаться, что если бы всякий раз, когда я очертя голову бросался в новую экспедицию или исследование, меня постигала бы неудача, я, скорее всего, в конце концов сдался бы и нашел себе какое-то другое занятие. Но неизменно, когда я делаю открытие, которое оказалось мне по силам, я увлекаюсь, и мне хочется продолжать. И дело тут не только в интересе ученого. Я просто получаю от всего этого удовольствие.
И тем не менее, Жаклин сказала чистую правду. Стоит мне закончить экспедицию или книгу, как я начинаю что-то новое. Между путешествиями, перепиской и рукописями никогда не бывает перерывов. Наверное, я сумасшедший.
«Сумасшедший, — подумал я и вдруг услышал, как это слово эхом отозвалось где-то в глубине моего сознания. — Наверное, в разговор вступил мой аку-аку», — усмехнулся я.
Жители острова Пасхи утверждали, что у меня есть аку-аку. Все их предки, и многие из ныне живущих, имели аку-аку, маленьких невидимых спутников, в нужную минуту подававших добрые советы. Никто, кроме очень толкового аку-аку не мог бы посоветовать мне приехать на их пустынный остров и начать копать именно там, где лежали скрытые от людских глаз статуи.
Я всегда с удовольствием вспоминаю о тех нескольких месяцах, когда на острове Пасхи работала первая археологическая экспедиция. Тогда там не было ни причала, ни аэропорта. На самом одиноком острове в мире жило не более тысячи человек, и только раз в году, на Рождество, туда приходил чилийский военный корабль с очередным запасом провизии для потомков тех мастеров, что некогда воздвигли сотни гигантских каменных статуй, ныне бесславно сброшенных с пьедесталов. Сейчас на острове Пасхи есть и пристань, и аэродром, а когда в 1950-х годах наше исследовательское судно бросило якорь в заливе Анакена, местные жители питались только сладким картофелем да тем, что удавалось взять у океана.
Тогда, как и сейчас, у меня оставалось много времени для размышлений и фантазий. Пока мы раскапывали статуи или отдыхали на древней каменоломне, я думал о неведомых мореходах и о носителях ушедших традиций. Дни и ночи, в которые не ощущалось бега времени. Мои мысли унеслись в прошлое, а над головой сияло все то же синее небо. Скоро я уже не мог вспомнить, где я нахожусь. Мне показалось, что я слышу голос аку-аку.
— Иа-ора-на. Каоха-нуи. Здравствуй. Давно не виделись.
Внутренне я улыбнулся. Очевидно, мы оба в хорошем настроении и не прочь пошутить. «Давненько я не слышал тебя, — подумал я. — Трудно было не потеряться с тех пор, как я покинул мирный остров Пасхи?»
— Я не покидал тебя ни на минуту. Это ты пропадал. Сперва ты перенес меня из Полинезии в джунгли Южной Америки, затем на бревенчатых и папирусных плотах мы переплыли три океана, а теперь ты засунул меня на крышу дома посреди Сахары. В чем смысл такой гонки? Ты ученый или авантюрист?
— За исключением четырех лет в армии, куда я записался добровольцем, чтобы воевать против нацистов, всю свою жизнь я занимался только научными исследованиями. Началось все в восемнадцать лет, когда я принялся за изучение биологии. А приключения? Приключения только делали жизнь интереснее. Я никогда не ищу приключений ради них самих, но с радостью принимаю их как приятное дополнение, если к ним приводят эксперименты с древними инструментами, или поиски неизвестных культур, или борьба с закостеневшими догмами относительно доисторических судов.
— Люди говорят, что ты везунчик.
— Дело не столько в удаче, сколько в умении избегать неудач.
И тут вернулась Жаклин. Да, мне действительно повезло. Не встретить ее было бы большой неудачей.
Мы дремали в шезлонгах на крыше с видом на Сахару, а мой аку-аку все не унимался со своими вопросами.
— Не пора ли и честь знать? Свой первый медовый месяц ты проводишь на Фату-Хива, потом с другой невестой едешь на остров Пасхи, а вот теперь взял и женился посреди Сахары — прямо как мусульманин. Третья жена! Может, остановишься?
Да, действительно пора остановиться. Девять жизней и три брака. Всему должен быть предел. А в мусульманскую веру я не обращался. Просто мы с Жаклин познакомились именно здесь, благодаря священнику, который показал нам изваяния, вырезанные из камня.
— Ты веришь в Аллаха?
— У Аллаха есть много разных имен на разных языках. Я думаю, что Бог христиан — он же и Яхве иудеев, и Аллах мусульман.
Дело не в том, веришь ты в Библию или в Коран. Дело в вере в того Бога, о котором написаны эти книги. А Он един. Отец научил меня вечерней молитве. Исконный норвежец, он никогда даже не заговаривал об Аллахе, но и слово «Бог» никогда не слетало с его уст. Он всегда говорил: «Всевышний».
В школе нас учил закону Божьему священник. Меня восхитили Адам и Ева, а еще Ной с его животными. Когда мы дошли до Иисуса, я тоже слушал с интересом — у Него было чувство природы, и Он мог сказать: «Поглядите на птиц в полях, ни один знатный человек не имеет таких богатых нарядов»[1]. Но когда учитель начал рассказывать, как Иисус пришел на свадьбу и превратил воду в вино, я решил, что тут вкралась ошибка, и поднял руку.
— Тур, — обрадовался он, — что ты хочешь нам сказать?
Мой отец работал директором городской пивоварни, поэтому я не мог не высказать экспертное мнение.
— Не думаю, что это было вино, — заявил я. — Скорее, пиво. Оно вкуснее и полезнее для здоровья.
Священнику мое выступление не понравилось. Он рассердился и выгнал меня из класса, и я стоял один, дрожа от холода, в то время как мои одноклассники слушали о чудесных творениях Иисуса.
С древних времен мы поклоняемся Богу, которого принес нам Авраам из страны Ур. С тех пор, как Моисей спустился с горы с каменными скрижалями в руках, мы знаем, что нельзя лгать, воровать и убивать. Но мы по-прежнему не можем прийти к единому мнению, следует ли молиться Богу Авраамову под знаком звезды Давида, креста или полумесяца, следует ли считать днем созидания пятницу, субботу или воскресенье, грешно ли есть свинину и пить вино и допустимо ли вкушать от плоти и крови Христовой. Мы продолжаем спорить о вещах, не упомянутых в заповедях Моисея. И тем самым оскорбляем память и Моисея, и Иисуса, и Авраама.
