Чувство восторга переполняло меня. Я был готов сказать «да» всему на свете, и когда меня наконец спросили, хочу ли я взять Жаклин в жены, мой ответ прозвучал с такой силой, что согласие невесты показалось лишь слабым эхом моего согласия. Потом мы все вшестером обнялись, и когда мы с Жаклин, надев деревянные кольца, покинули пустой храм, нам казалось, что есть еще надежда на мир и понимание между потомками адамовыми, пусть даже сейчас в Западной Сахаре не обойтись без солдат ООН.
В тот же самый день, несколько часов спустя, недалеко от алжиро-марокканской границы прогремел взрыв. Бомба, брошенная исламским экстремистом, унесла жизнь архиепископа Оранского, друга отца Акачио.
И доморощенные террористы, и военные сверхдержавы одинаково верят и в Бога, и в Сатану. И в большие взрывы.
Ученые изучили в телескопы звезды и разглядели через микроскопы молекулы, но нигде не обнаружили ни рая, ни ада. Поэтому никакая наука не скажет, в чем разница между добром и злом.
В отличие от нас, затерянных в глуши Западной Сахары, Господу не пришлось ждать завтрашних газет, чтобы узнать об убийстве архиепископа Оранского. Один из его самых верных слуг принес последнюю жертву, приняв смерть во имя креста, и в тот же самый миг другой человек, простершись ниц в сторону Мекки, вознес слова-благодарности за успех святого дела. И оба они искренне верили в Бога любви, некогда вдохнувшего жизнь в их общего праотца Адама.
На сей раз мусульманин убил христианина в Африке. Судя по прессе, в Европе спокойствием тоже не пахло. В бывшей Югославии, где раньше мир между конфессиями держался только на авторитете Тито, после его смерти христиане и мусульмане принялись тысячами вырезать друг друга. На зеленом острове по другую сторону Европы, где мусульман вообще-то днем с огнем не сыскать, христиане убивали других христиан за то, что одни из них в вечерних молитвах обращались к Господу напрямую, а другие — через посредничество Девы Марии. И христиане, и мусульмане, и иудеи согласны, что мы все происходим от одного корня. У Адама и Евы родилось два сына, Каин и Авель, и один из них убил другого, потому что дым от его жертвенного костра поднимался к небу не Таким прямым и ровным столбом.
У нас в Скандинавии религиозный фанатизм давно уже пошел на убыль. Мы переболели непримиримостью и гневом еще в эпоху викингов. Но когда в конце первого тысячелетия новой эры Евангелие, наконец, достигло наших краев, наши предки долго не рассуждали — подняли паруса над своими длинными кораблями и отправились в Иерусалим рубить головы мусульманам. Будучи добросовестным норвежским школьником я, разумеется, запоем читал королевскую сагу «Круг земной» Снорри и восхищался тем, как викинги совершали походы в Святую Землю в XI и XII веках и как заодно уничтожали неверных вдоль берегов Португалии, Испании и Северной Африки. Некоторые из них вполне могли бросить якорь в удобной бухте алжирского Орана и заблаговременно отомстить за убийство, совершенное, когда мы слушали об Адаме и Еве, за закрытыми дверьми католического собора. Именно под знаком креста могущественный король Сигурд Крестоносец предпринял поход на Святую Землю и, расчищая путь на Иерусалим для крестоносцев, разорил прибрежные города Северной Африки. Все золото, отнятое его людьми у последователей Аллаха, он отдал митрополиту Константинополя и поставил весь флот и почти всех воинов под флаги борцов с мусульманами. А сам вместе с остатками армии вернулся домой, проехав верхом через всю Европу. Его предшественник на норвежском троне, король Олаф II, к тому времени был уже причислен к лику святых за то, что крестил Норвегию простым и эффективным способом — отрубая голову каждому, кто отказывался верить во Христа. История учит, что христиане далеко не всегда склонны жить по канонам своей веры.
На следующий день после свадьбы нам с Жаклин предстояло вернуться в наш дом на Канарских островах. Тем же рейсом отправлялся назад в свою епархию и отец Луи. По какому-то недоразумению прошла информация, что на рейс из Касабланки осталось только одно свободное место, и Жаклин поехала вместе с обоими священниками в аэропорт, чтобы усадить на самолет хотя бы кого-нибудь одного из них. Отец Луи уже находился на борту, когда в Эль-Аюн пришло известие о трагедии в Оране. Мы же узнали страшную новость только вечером, из уст отца Акачио. Он оставался внешне спокойным, в его словах не звучало ни ненависти, ни жажды мщения. Еще менее он казался озабоченным собственной участью, хотя вскоре должен был остаться единственным христианином в краю, где все прочие молились Аллаху. «Церковь всегда имела своих мучеников», — спокойно заметил святой отец. Мученичество зародилось гораздо раньше, чем появился на свет Мухаммед. К тому времени христианство вело борьбу за существование уже более пяти сотен лет. Почти двухтысячелетняя история церкви освящена именами многих мучеников. И на смену его другу в Оран уже едет новый проповедник христианства, архиепископ Клавери.
Проводив Жаклин в аэропорт, я оставался в таком же незамутненном состоянии духа. Утреннее солнце мирно освещало изумляющие своей новизной извечно юные пески Сахары, с которыми связано столько исторических событий и вершин человеческой мысли. Внезапно я понял, что мне совершенно нечего делать и что я свободен, как птица. Никаких обязательств, никакого графика. Я не планировал этого отдыха, но тем не менее он пришел как замечательный и долгожданный подарок.
Я отыскал кресло на плоской крыше отеля, куда не доносился навязчивый визг транзисторов и где можно было наслаждаться тишиной под голубым небом. Кроме неба, в поле моего зрения попадали лишь верхушки пальм из близлежащих садов да беззвучно чертившие по небу узоры птицы. Время исчезло, как исчезает оно на плоту посреди океана. Никакой почты. Никакого телефона. Только звенящая тишина, под которую так хорошо думается.
— Наконец-то ты сможешь отдохнуть, — напутствовала меня Жаклин перед отъездом. По ее словам, за все пять лет нашего знакомства у меня не было ни одной недели, свободной от каких-нибудь планов или проектов. Возможно, она права, но все дело в том, что мои программы не только и не столько работа, сколько любимое увлечение.
У постороннего наблюдателя может создаться впечатление, что я — упрямый авантюрист, перепрыгивающий с одного плота на другой и безнадежно погрязший в научных баталиях. На самом же деле я очень миролюбивый человек, прежде всего заинтересованный в том, чтобы найти решение той или иной проблемы, докопаться до ее корней. Но чем больше я делаю и чем больше я вижу, тем сильнее я поражаюсь ужасающему уровню неграмотности, царящему в научных кругах, среди так называемых «авторитетных ученых». И они еще претендуют на исключительное знание! С этим надо разобраться.
