Я хорошо успевал по математике, другие же предметы, казалось мне, требовали слишком много зубрежки, а мне никогда не удавалось хорошо что-либо запоминать.
В 1938 году отец отправил меня в Соединенные Штаты. Морское путешествие само по себе оказалось для меня замечательной школой, было интересно и полезно. Находясь в Америке, я учился в Кливленде, и, конечно, это помогло улучшить мой английский.
Когда я вернулся домой, на очередь встал вопрос моей дальнейшей карьеры. Долгое время моя семья настаивала на лесоводстве, так как я всегда интересовался естественными навыками, лесной охотой и стрельбой. Но обаяние воды, столь очевидное моей стихии, оказалось сильнее.
Я был молод, и меня весьма привлекала мысль стать морским офицером. В яхт-клубе мы часто встречали морских офицеров. Они производили на меня большое впечатление: практичные, опытные, знающие мир, привычные к ветрам и непогоде и, в большинстве, знакомые со всякими техническими штуками.
Что же касается мысли о войне, она едва ли приходила мне в голову. Я никогда серьезно не задумывался, что может когда-нибудь произойти. Мальчики просто не думают о таких вещах. Конечно, если когда-нибудь это случится, останется только одно – выполнять свой долг на том посту, который тебе доверят.
Я никогда ни в малейшей степени не интересовался политикой. Те круги, в которых я вращался, не имели никаких связей с нацизмом или нацистскими убеждениями, и я никогда не вступал в гитлеровское молодежное движение. Правда, в последний год в школе я с большим удовольствием выполнял какую-то добровольную работу в поместье во время школьных каникул. Председатель местного приходского совета даже официально поблагодарил меня, о чем своевременно известил и школьное начальство. Но я старался держаться подальше от любых организаций, кроме, конечно, яхт-клуба.
Естественно, я понимал, что, как офицер, должен буду подчиняться приказам, не задавая вопросов. Но я знал также, что это будет служба, где каждый имеет свои обязанности и ответственность; служба, связанная с собственными традициями и правилами.
Я убедил отца разрешить мне сдавать экзамены в морское кадетское училище во время последнего учебного года в школе. Я уже послал туда свою автобиографию со всеми необходимыми документами. Экзамены должны были продолжаться 14 дней и приходились на конец рождественского семестра 1938 года.
Я отправился в Киль, где события начали развиваться стремительно. Нас наблюдали бесчисленные психологи. В медчасти с нами делали самые странные вещи. Например, мы должны были сидеть в огромном ящике. На большой приборной доске перед нами через определенные интервалы зажигались лампочки. Мы должны были их гасить специальными рычажками. Если они выключались сами по себе, мы теряли баллы. Под нашим сиденьем расположились две сирены и колокол, так что мы должны были работать одновременно и ногами. От такого испытания многие из нас просто теряли голову.
Но особенно неприятной была электрошоковая машина. Наши руководители наблюдали за нашей реакцией на нее с особым вниманием. Мы часто слышали, что белок яйца – хороший изолятор, и натирали им руки. Однако надо признать, что мне и моим друзьям это совершенно не помогало. Мы должны были просто выстоять в этом испытании. Мы держали металлический прут за оба конца. Когда аппарат включали и проходил ток, мы должны были не отпускать концы. Многие просто вопили, что совершенно не допускалось. Другие кусали губы, втягивали щеки, всячески демонстрируя суровую выносливость. Все это снималось на кинопленку, но мы никогда не видели этого фильма, хотя для нас он представлял интерес.
На экзаменах по английскому языку я, естественно, получил хорошие оценки.
Наше руководство хотело также знать, умеем ли мы вести себя за столом. Поскольку экзамены продолжались 14 дней, использовалась каждая возможность выяснить это. Нас должным образом представили нескольким старшим офицерам. Такие случаи тоже были суровым испытанием, так как этикет никогда не становился менее церемонным и строго соблюдался. Трудность вызывали и разговоры с женами и дочерями офицеров, которые очень обижались, если им казалось, что с ними обращались недостаточно почтительно. К счастью, нас всегда кто-то представлял, не надо было представляться самим. Я очень сомневаюсь, что кто-нибудь из нас сумел бы это сделать. Наконец, мы отправлялись к длинному столу среди офицеров с бесконечными кольцами на рукавах. За столом мы сидели очень прямо и все время боялись что-то упустить. Чтобы не попасть впросак, мы внимательно смотрели то направо, то налево и наблюдали, как ведут себя офицеры, по возможности следуя их примеру. Но все офицеры вели себя по-разному, конечно специально, ибо ни один из них не имел ни малейшего желания нам помогать. Во всяком случае, некоторые из них сидели положив ногу на ногу, другие сами наливали себе вина, не вызывая официанта. На самом-то деле их манеры были отвратительны, и тот, кто подражал им, попадал в ловушку.
На накрытом столе стояли тарелки, стаканы и, по-видимому, все, что следует. Почему-то не было только ни ложек, ни вилок, ни ножей. Конечно, мы могли начать есть, если бы хотели, не дожидаясь, когда понадобится отсутствующий прибор. Но так далеко никто не заходил. Правда, моего друга, похитившего ложку у пожилого капитана, отправили за это под наблюдение психологов. Другие выходили из положения, попросив официанта принести недостающий предмет, Все это казалось забавной шуткой.
Превосходный десерт состоял из маленьких желтых слив – мирабели, выглядевшей очень аппетитно. Но и здесь оказалась ловушка. Единственное, что оставалось на столе, были чайные ложки. Однако разломить мирабель чайной ложкой совершенно невозможно. Также невозможно положить ее в рот целиком. Если же кто-нибудь рисковал положить сливу в рот целиком, ему тут же задавали вопрос или предлагали выпить за его здоровье. Несчастный краснел и выглядел очень глупо. Мне особенно не повезло; когда я все-таки попытался разломить сливу чайной ложкой, кусок ее отскочил и попал прямо на воротничок сидевшего рядом психолога. Я извинился, попросил официанта принести воды, чтобы стереть пятно, и продолжал есть, хотя был, что называется, сыт по горло.
Когда экзамены закончились, мне разрешили поехать домой, и там я узнал, что принят в училище. Моя поездка в Соединенные Штаты, хотя и значительно расширила мой кругозор, не могла компенсировать недостатков знаний, и мне пришлось очень много заниматься, чтобы сдать последние школьные экзамены на Пасху. Вторую поездку в Америку, о которой много думал, я решил отложить до осени.
Но к тому времени разразилась война. Мы вступили в ужасную битву, хотя, когда она началась, никто не понимал ее подлинного смысла и не думал о возможном результате. Кампания в Польше кончилась очень быстро, но никто не знал, что случится после этого. Естественно, я хотел знать, что же будет со мной. Я готов был поступить в военно-морской флот, которому предназначалась жизненно важная роль в войне против величайшей морской державы мира Британии. К счастью, времени на решение проблем военно-морской стратегии у меня не было, я продолжил обучение.
