Пока не подошла моя очередь кричать лозунги, я прислушивался к другим и взял от молодого парня из «угольной корзины» (богатой углем части Рурской долины) неполитическую мудрость: «Кто добыл капусту летом, тот заквасил ее на зиму». Этим я и отделался. Наверное, преподаватель и остальные ученики решили, что я недостаточно долго прожил в Германии, чтобы выступить с чем-то более подобающим.
К 1941 году наша семья жила в Феддервардергро-дене, западном пригороде Вильгельмсхафена. Это место в народе называли «кроличьи дома», потому что дома строчной застройки выглядели как садки для домашних кроликов.
В Феддервардергродене, как и в городе, печати в карточках на скудный паек напоминали о днях почти без хлеба, а светящиеся значки — о сумрачных ночах.
Почти каждый день, и уж точно почти каждую ночь, жалкие условия жизни в Вильгельмсхафене и вокруг ухудшали налеты авиации союзников, на целые часы разгонявших молодых и старых в разного рода бомбоубежища.
В отличие от центра крупных городов типа Вильгельмсхафена, в пригородах не было 30-метровых цилиндрических башен-убежищ с метровыми бетонными стенами и слегка заостренными толстыми бетонными верхушками. Внутри каждого такого убежища была рампа, по спирали идущая вверх, вокруг центрального бетонного столба. Отстоя на несколько метров от столба, вверх шли ряды деревянных скамеек, прикрепленных прямо к рампе.
Убежища в подвалах домов в новых пригородах, таких, как Федцервардергроден, построенных перед Второй мировой войной, были сделаны, я бы сказал, в ожидании войны и налетов. Очень толстые фанерные двери и ставни, а также рамы и мощная фурнитура входили в конструкцию здания с самого начала. Никакой самодеятельности.
В то время как центр Вильгельмсхафена, включая верфи, притягивал множество фугасных и зажигательных бомб, Феддервардергродену доставались лишь маленькие шестигранные зажигательные бомбочки длиной 45 сантиметров. Часто они сыпались вниз связками по семь-шесть бомб вокруг седьмой в центре.
В середине 1941 года отца, которому тогда было 47 лет, неожиданно призвали на службу в армию офицером для особых поручений в чине ефрейтора. Обычно такой офицер исполнял обязанности переводчика. Отец вырос на Украине. Он жил там с рождения в 1894 году до 1924 года — то есть 30 лет. И, конечно, мог говорить по-украински и по-русски. Через 18 лет после своей эмиграции с Украины он пережил один из самых важных моментов своей жизни. Будучи на Украине, он смог посетить свою родину, Хальбштадт, и другие места, которые он помнил с детства. Однако за это ему пришлось дорого заплатить.
В конце лета 1942 года, через 2,5 года после начала моего ученичества, мне пришлось явиться для регистрации в призывном пункте, включая физическое обследование и предварительную классификацию. Полсотни неодетых молодых людей болтались по пивной, дожидаясь своей очереди встать в круг, нарисованный белым мелом на деревянной дорожке для игры в кегли.
В пяти метрах от мелового круга трое военных, сидящих за длинным столом, решали, осмотрев очередного голого Адониса, в какую часть Вермахта он годен. Фактически их первой заботой было пополнение тех частей Вермахта, которые несли наибольшие потери. То есть в первую очередь пехоты.
Я слышал, что такие тройки, особенно в городах, брали механиков и электриков в танковые войска. Моя квалификация, какой бы низкой она ни была, пошла в зачет, и мне сказали, что мне светит батальон пополнения личного состава танковых войск.
Весь процесс регистрации имел привкус архаичности и излишней строгости, переходящей в комизм. Не считая прочих мелких унижений, таких, как приказ двигаться быстрее, каждый парень во время осмотра в меловом круге должен был по команде повернуться кругом, наклониться и показать военным свой анус, руками раздвинув ягодицы. Как говорили, на этой стадии «мустерунга» рекрутов проверяли на геморрой.
Не помню, как называлась по-немецки эта пивная в Вильгельмсхафене, но два и три четверти года спустя она была известна как «Старборд лайт» («правый отличительный огонь». — Прим. перев.) и обслуживала британцев из состава ККГ — контрольной комиссии по Германии.
В начале октября 1942 года я получил повестку, по которой должен был явиться 1 ноября в 10-й батальон пополнения личного состава танковых войск в Гросс-Глинике, к западу от Берлина по дороге в Потсдам.
Об этом моменте еще нужно сказать, что 17 августа 1943 года я сдал последний экзамен на квалификацию рабочего-электрика. Я получил короткий отпуск и смог пройтись в форме ремесленной школы. Поскольку я служил в Вермахте, мне предоставили полгода на учебу и прохождение практики, с 1 ноября 1942 года до 25 апреля 1943 года. Это называлось «отсрочка на полгода».
Глава З
Первые полгода военной службы
К самому началу ноября 1942 года казармы запасного батальона в Гросс-Глинике были так переполнены, что новобранцев пришлось размещать в больших танковых гаражах за зданиями казарм. Хотя в части не было танков, к сравнительно недавно построенным казармам были пристроены гаражи.
Несколько недель по утрам многим новобранцам, выбранным наугад, приходилось по многу раз отжиматься на мокрой от мочи земле у входа в гараж, где десятки солдат облегчались предыдущей ночью. Первые несколько дней, пока новобранцам не выдали полевую серую форму-фельдграу, они отжимались в своей гражданской одежде.
Со временем каждому новобранцу в 10-м запасном батальоне выдали расчетную книжку. Ему также давали овальный личный жетон из нержавеющего металла, с тремя длинными отверстиями по продольной оси, по которым он переламывался. На каждой половине жетона были написаны три вещи: группа крови владельца, номер его военной части (в моем случае Stannkompanie — «учебная рота») и его личный номер. На моем жетоне, который я до сих пор храню, написано:
0 Stamm.Korp. Pz. Ers. Abt. 10 862
Штампованный из 0,5-мм листа жетон имеет размеры 7 см на 5 см. Не бренча на ходу, он висел на шее на шнурке, похожем на ботиночный, который был продет в две дырки у края верхней части; в нижней части, которую отламывали и забирали в случае смерти владельца, была всего одна дырка.
Гаражи батальона пополнения стояли у одной стороны мощеного плаца, в самом его центре торчал стальной флагшток, на котором развевался флаг Рейха. На этой чертовой площади, где ежедневно происходила одна и та же трагикомедия, новобранцы должны были собраться, чтобы принести присягу.
В день присяги по углам плаца, лобовой броней к флагштоку, встали четыре 25-тонных «панцера-4», прибывших из какой-то другой танковой части, пушки задраны вверх, как руки в нацистском салюте.
