В тяжком труде и в глубокой нищете жили «работные люди», в то время как доходы богатого купца Грудцына, которому были переданы казной Леденгские солеварни, росли с каждым годом.
В XVIII веке Леденгские солеварни снова перешли в казну: при Онежском казенном соляном управлении был открыт «завод солеваренный, что на речке Леденге, в Тотемском уезде». Правительство посылало на работу в солеварни ссыльных и принимало строгие меры для «охраны того соляного завода и хлебного при нем магазина». В селе Леденгском в избах-казармах постоянно проживала рота солдат. Многие солдаты были «приписаны к заводу» и тоже работали в варницах.
В Леденгском появились потомки жителей северных уездов, берегов студеного моря: Холмогоровы, Мезеновы; украинцев — Ивченко, Вернодубенко; казаков — Бабушкины; татар — Юнины, Шананины и т. д. Особенностью, в заселении Леденгского было то обстоятельство, что на «соляной государев промысел» в XVII–XVIII веках присылали уголовных преступников, а в XIX веке — политических ссыльных.
После реформы 1861 года по «Положению о горнозаводских людях» 8 марта 1861 года все приписанные к Леденгскому соляному заводу нижние чины и мастеровые были объявлены «свободными» и даже получили по семи десятин земли на хозяйство. «Милость» эта становится понятной, если вспомнить, что удобной для занятия сельским хозяйством пашни в этом наделе едва-едва набиралось две-три десятины, остальную землю занимали болота и кустарники.
«Ни в одной стране в мире крестьянство не переживало и после «освобождения» такого разорения, такой нищеты, таких унижений и такого надругательства, как в России», — так характеризовал В. И. Ленин крестьянскую реформу 1861 года.
«Освобожденные» государственные крестьяне, работавшие на соляных промыслах, попали в кабалу к купцу Первушину, которому казна сдала Леденгский соляной завод в аренду. Этот пронырливый предприниматель обязался доставлять казне ежегодно не менее ста тысяч пудов соли «с оброчной платой по полкопейки с пуда вываренной соли». Купец усиленно расширял производство; к 1884 году выработка соли достигла двухсот тысяч пудов в год. На Леденгском соляном промысле действовало двенадцать варниц. Но все они были устроены по-черному — без выводных труб для дыма. И по-прежнему, каш и сотни лет назад, глухо стучали топоры в окрестных вековых лесах, к огромным печам варниц тянулись обозы с дровами, задыхались и слепли теперь уже не работные крепостные люди, а «освобожденные» Леденгские крестьяне, которых нужда загоняла в низенькие солеварни купца.
В 80-х годах у крестьян села Леденгского появился еще один промысел: молодежь занялась извозом, доставляя соль с завода в Тотьму, Вологду и даже к камским пристаням. Это общение с окружающим миром и влияние политических ссыльных не прошло бесследно: леденгский крестьянин заметно выделялся среди жителей ближайших селений бойким, независимым характером.
В 1881 году в Леденгском насчитывалось около тысячи пятисот жителей, подавляющее большинство которых все так же, как их деды и прадеды, работало на солеварне.
Трудно сказать, когда было тяжелее всего работать в этом дымном аду — летом или в суровые зимние морозы. Работали изо всех сил, по шестнадцать — восемнадцать часов в сутки. Смотритель казенного Леденгского завода Устрецкий требовал от рабочего пуд соли за каждый выданный казной фунт хлеба. Летом, в период наибольшей выварки соли, управляющий Леденгским солеварнями приказывал увеличить добычу, и на соляной завод приходили дополнительные отряды рабочих: мужчины, женщины, подростки… В солеварных сараях становилось тесно. Пескари — рабочие, непосредственно занятые у чренов, соленосы, клейменщики, следившие за крепостью вывариваемого рассола, — все толпились вокруг пылающих печей. Но и зимой, когда, несмотря на беспрерывно горящие костры, по углам низеньких сараев, словно пятна соли, проступал иней, в солеварне работать было нелегко. Солевары выходили из строя, заболевая тяжелой формой воспаления легких, гнойным плевритом. Почти все рабочие глухо, затяжно кашляли, то и дело протирая воспаленные глаза обожженными пальцами, разъеденными крепким горячим рассолом. Трахома — обычное заболевание солеваров, заброшенных в лесную глушь. И таким же почти неизбежным следствием работ в черных варницах был туберкулез легких: им болело почти три четверти леденгских рабочих.
Сотни лет богатейшие соленосные источники служили лишь средством наживы для купцов-предпринимателей. Хищнически, допотопными способами выпаривали купцы соленосные воды земли, губя не одну тысячу рабочих.
«Соленая каторга!» — это название Леденгских, Тотемских, Соликамских промыслов можно было услышать и в верховьях Волги, и за Камой, и на Печоре, и на Тотьме.
На этой «соленой каторге», в семье Василия Акинфиевича Бабушкина, бывшего государственного крестьянина, приписанного к казенному солеваренному заводу, 3 января 1873 года родился сын Ваня.
Скудный земельный надел не обеспечивал хоть сколько-нибудь сносного существования, и Василий Акинфиевич вместе с многими соседями-бедняками работал на солеваренном заводе.
Мать Вани, Екатерина Платоновна, билась как рыба об лед, стараясь хоть чем-нибудь помочь семье. Она усердно работала в своем огородике, проводила бессонные ночи зимой за веретеном, но все ее усилия не смягчали грозно наступавшей нищеты.
Василий Акинфиевич прошел крайне тяжелую, суровую жизнь рядового рабочего солеварни: мерз в лесу на подвозке дров к чренам, целые годы задыхался у этих же чренов, наблюдая за крепостью рассола, работал соленосом. За долгий рабочий день соленосу приходилось перетаскивать из варницы в амбары до четырехсот пудов соли.
Здоровье Василия Акинфиевича разрушалось с каждым годом. Он все чаще и чаще страдал припадками длительного, удушливого кашля. Глаза, разъедаемые дымом солеварни, слезились и краснели. Едкий привкус крепкого рассола неотступно преследовал больного. Соляные пятна виднелись повсюду: и на широкой дороге вдоль улицы села летом, после дождя, и на полу в домишке Бабушкиных.
Зиму и лето не отходил Бабушкин от чрена, на котором в дыму и копоти шипел и клокотал горячий рассол. Мучительно першило в горле, воспаленные глаза болели, но натруженные, растрескавшиеся руки привычно поворачивали шумовку — огромную ложку, которой солевар снимает пену и мешает соль, стараясь «не допустить подгару».
От тяжелой, изнурительной работы кружилась голова, нельзя было разогнуть спину, а обильный едкий пот нестерпимо раздражал измученное тело. Грудь ныла, с трудом переводил хриплое дыхание не старый, но уже сгорбленный, поседевший рабочий.
