— Не бойся. Она уже упала.
В другой раз Ваня едва не утонул в лесной речке. Спас его тот же охотник.
С каждым днем Ваня становился осторожнее и проворнее, приобретая навыки заправского охотника-лесовика.
Весной дядя приказал Ване покараулить скот богатея-мельника, которому на селе все кланялись в пояс и величали по имени-отчеству. Мельник держал в своих руках добрую половину села: кому по весне давал семян в долг, кого ссужал по осени деньгами на подать, присчитывая «божеские» проценты.
Сначала Ваня пас телят и жеребят, а с середины лета, когда подросли выводки, его приставили к большому стаду гусей.
Работы все прибавлялось. Маленький подпасок, пригнав к концу дня, домой стадо, помогал возить хворост и дрова из лесу.
Осенними вечерами, когда усталая лошадь, тяжело поводя запотевшими боками, останавливалась у Параниной горы, Ваня любил всматриваться в расстилавшиеся, в синей вечерней дымке заречные леса.
Как врезанные в темно-зеленую раму хвойного леса, золотились жнивья. Ближние деревни — Федино, Митино — скрывались в лесу, тянувшемся на десятки верст по обеим сторонам Леденгского. Выше села, за полями, берега Леденги покрыты мелким кустарником, где обычно крестьяне пасли свой скот.
Парзнина гора возвышалась между двумя водоразделами речек, и осенью стаи перелетных птиц проплывали над головой мальчика, теряясь в бездонной синеве неба. Ваня мог по слуху определить, журавли, гуси или лебеди появлялись над селением. В осенней тишине замирали заунывные, зовущие куда-то вдаль клики пернатых путешественников.
* * *
Быстро надвигалась долгая и суровая северная зима. С ее наступлением село точно замирало. Ребята по целым неделям не выходили из занесенных снегом домишек.
В первый год пребывания у дяди Ваню отвели в земскую школу. Преподавал в ней больной старичок, учитель, которого часто заменял дьякон.
Обучение велось по старинке: ребята хором повторяли за учителем отдельные слоги, затем так же хором заучивали «божественные» слова и отрывки молитв. Главное внимание обращалось не на обучение чтению и письму, а на зазубривание всякого рода «священных текстов» и пояснений к молитвам. Да и как мог дьякон преподавать что-либо иное, если он сам путался при объяснении «многосложных чисел», а про деление откровенно сказал, что «сие действие» для него самого, «по многотрудности, не совсем понятно».
За две-три зимы ученики этой заброшенной школы с трудом могли читать церковнославянский шрифт, кое-как одолевали списывание с книг «гражданской печати», но самостоятельно не могли написать даже письма своим родным. И все же Ваня спозаранку вскакивал и с удовольствием торопился в школу, уже на ходу прожевывая обычный завтрак — картофель «в мундире» и кусок хлеба.
Школа помещалась неподалеку от церкви, рядом с кладбищем, почти на самом выезде из села.
В синих предрассветных сумерках ребята пробирались по глубоким сугробам к неуютной, покосившейся школе. Шли вереницей по протоптанной узкой тропинке и из Кошелева — заречной части Леденгского — мимо старинных, почти сровнявшихся с землей укреплений и усадеб прежней «управительской конторы».
Проучившись зиму, Ваня осилил почти всю азбуку и мог уже, правда не все понимая, составлять слоги и даже целые слова. Учился он жадно. Книжка, в особенности с картинками, неотразимо привлекала мальчика. До поздних сумерек засиживался он с соседом-однолетком за книгой.
Однажды, увлекшись чтением во время пастьбы, Ваня присел на бугорок. Пастух, худой, подслеповатый дед Аким, строго-настрого наказал ему «смотреть в оба», чтоб телята не зашли на чужое поле. Мальчик вначале то и дело поднимал голову, отрываясь от книги, и взглядывал на мирно пасущийся, на общинном выгоне скот. Но через некоторое время он забыл и про телят и про деда Акима, целиком погрузившись в чтение.
Какая волшебная, чарующая сила заложена в увлекательной книжке! Стоит лишь открыть любую страницу, и мертвые строчки оживают, наполняются смелыми людьми, описаниями дальних стран…
Книжка, которую читал мальчик, была старинная, купленная расчетливым пономарем лет сорок назад у офени-коробейника за семитку или много-много за алтын. Рассказывалось в ней не совсем понятно о каких-то приключениях неведомых разбойников в Индии. Кто были эти разбойники, мальчик установить не мог, так как ни первых страниц с обложкой, ни конца в книжке не было. Многие странички крупной, похожей на славянскую вязь печати были сплошь захватаны грязными пальцами многочисленных усердных читателей, так что местами на полстраницы темнели жирные пятна. Но Ваню ничто не смущало: он сидел, целиком уйдя в неведомый, чудесный мир, вдруг так сразу и неожиданно открывшийся на страничках истрепанной, старой книжки.
Мальчик переплывал вместе с героями книги широкие реки, видел стройные индийские пагоды, стада слонов, важно шествовавших сквозь первобытные леса к водопою…
Изорванная, старенькая шапчонка давно валялась у босых, исцарапанных ног пастушонка, шаловливый ветер вволю играл его длинными, цвета спеющей ржи волосами. Ваня водил по школьной привычке указательным пальцем правой руки по строчкам, а левой придерживал от порывов ветра растрепанные странички.
Резкая, жгучая боль внезапно заставила его бросить книжку и вскочить на ноги. Дед Аким, издали безуспешно кричавший Ване, незаметно подошел к нему, и удары пастушьего кнута обрушились на увлеченного чтением мальчика.
— Ты… ты что же это?.. — задыхаясь и кашляя, кричал старый пастух. — Где… где телята?.. Я тебя выучу!.. Вот тебе читанье, а вот и писанье!..
Дорого заплатил Ваня за свою любовь к чтению. Но и этот случай не отвадил его от книги. Наоборот, он еще сильнее увлекся чтением, стараясь лишь, чтобы строгий дед Аким не подошел исподтишка и вновь не отхлестал за «книжное баловство — пустое занятие». Ваня в два-три месяца перечитал несколько старых книжек, завалявшихся у пономаря, и с радостью думал, что следующей зимой он сможет не только читать любую книгу, но и научится «быстро писать», сам пошлет письмо матери и братишке с сестрой.
Снова настала зима. Однако Ване пришлось учиться недолго: дядя решил, что «мальчику пора к делу привыкать», и посадил племянника, как и обещал Екатерине Платоновне при расставанье, на облучок ямщицкой кибитки.
Вначале Ваня ездил еще без седоков, помогая дяде доставлять на подставу запасных лошадей. Подстава была в восемнадцати верстах от Леденгского, по дороге в город Тотьму, в селе Чурилове. Частые поездки и днем и ночью, зимой в пургу, осенью по размытым дорогам выработали в мальчике настойчивость, сообразительность, смелость. Впоследствии, в своих нередких путешествиях под видом разносчика «красного товара» по окрестным с Орехово-Зуево деревням и фабричным селениям, Иван Васильевич не раз вспоминал поездки из Леденгского в Чурилово, научившие его ориентироваться в лесу в любое время суток и в любую погоду.
