Ознакомительная версия.
— Ну вот, теперь ты грамотный, — сказал Константин, — можно будет везти тебя в Москву учиться ремеслу.
— Пусть поживет в деревне еще годик, а потом отвезем в город, — заметила Устинья. — Пускай подрастет немножко…
С осени 1907 года Егору пошел двенадцатый год. Он понимал, что это последняя осень в родном доме. Пройдет зима, а потом надо идти в «люди». Егор был очень загружен работой по хозяйству. Мать часто ездила в город за грузом, а отец с раннего утра до поздней ночи сапожничал. Заработок его был исключительно мал, так как односельчане из-за нужды редко могли с ним расплатиться. Мать часто ругала отца за то, что он так мало брал за работу.
Когда же Константину удавалось неплохо заработать на шитье сапог, он обычно возвращался из Угодского Завода подвыпившим. Егор и Маша встречали его на дороге, и он всегда вручал детям гостинцы — баранки или конфеты.
Зимой в свободное от домашних дел время Егор чаще всего ходил на рыбалку, катался на самодельных коньках на Огублянке или на лыжах с Михалевых гор.
Наступило лето 1908 года. Сердце мальчика щемило при мысли, что скоро придется оставить дом, родных, друзей и уехать в Москву. Он понимал, что, по существу, детство кончается. Правда, прошедшие годы можно было лишь условно назвать детскими, но на лучшее он не мог рассчитывать.
Однажды собрались на местной завалинке соседи и стали говорить о том, что пора бы сыновей в Москву отправлять: взрослые они уже, пусть на жизнь зарабатывают, пользу приносят.
Однако тут мнения жителей деревни разделились. Одни собирались везти своих детей в ближайшие дни, другие хотели подождать еще год-два. Устинья сказала, что отвезет Егора после яр марки, которая бывала в деревне через неделю после Троицына дня.
Лешку Колотырного уже отдали в ученье в столярную мастерскую, хозяином которой был богач из нашей деревни Мурашкин.
Константин спросил сына про ремесло, которое тот думает изучать, и он ответил, что хочет в типографию. Отец сказал, что у него нет знакомых, которые могли бы помочь определить Егора в типографию. И Устинья решила просить своего брата Михаила взять мальчика в скорняжную мастерскую. Константин согласился, поскольку скорняки хорошо зарабатывали. Егор же был готов на любую работу, лишь бы быть полезным семье.
В июле 1908 года в соседнюю деревню Черная Грязь приехал Михаил Артемьевич Пилихин.
Михаил Пилихин, брат Устиньи, рос в бедности. В одиннадцать лет его отдали в скорняжную мастерскую на ученье, и через четыре года он стал мастером. Михаил был очень бережлив, почти жаден, и сумел за несколько лет скопить деньги и открыть свое небольшое дело. Он стал прекрасным мастером-меховщиком, поэтому у него всегда было много заказчиков, которых он обдирал немилосердно.
Однако в лености Пилихина обвинить было нельзя: он трудился добросовестно, не жалея себя. Михаил постепенно расширял мастерскую, довел число рабочих-скорняков до восьми человек и, кроме того, постоянно держал еще четырех мальчиков, которых старательно обучал. Как тех, так и других эксплуатировал беспощадно. Поэтому и сколотил состояние.
Вот этого человека Устинья и попросила об услуге. Она хотела, чтобы Михаил взял Егора в ученики и посвятил мальчика в тонкости своего дела. Брат согласился и тихим, проникновенным голосом приказал привести Егора к нему, а он там уж решит, брать или брать.
Позже Константин спросил у жены:
— А какие условия он предложил?
— Известно какие! — ответила Устинья. — Четыре с половиной года мальчиком, а потом будет мастером.
— Ну что ж, делать нечего, пусть едет…
Через два дня Егор с отцом пошли в деревню Черная Грязь. Подходя к дому Пилихиных, Константин сказал:
— Смотри, вон сидит на крыльце твой будущий хозяин. Когда подойдешь, поклонись и скажи: «Здравствуйте, Михаил Артемьевич».
— Нет, я скажу: «Здравствуйте, дядя Миша!» — возразил мальчик.
— Ты забудь, что он тебе доводится дядей. Он твой будущий хозяин, а богатые хозяева не любят бедных родственников. Это ты заруби себе на носу.
Подойдя к крыльцу, на котором, развалившись в плетеном кресле, сидел дядя Миша, Константин поздоровался и подтолкнул сына вперед. Не ответив на приветствие, не подав руки отцу, Пилихин повернулся к мальчику. Он поклонился и сказал:
— Здравствуйте, Михаил Артемьевич!
— Ну, здравствуй, молодец! Что, скорняком хочешь быть?
Егор промолчал.
— Ну что ж, дело скорняжное хорошее, но трудное, — протянул Михаил.
— Он трудностей не должен бояться, к труду привычен с малых лет, — произнес Константин.
— Грамоте обучен?
Константин показал похвальный лист Егора.
— Молодец! — похвалил дядя, а затем, повернув голову к двери, крикнул: — Эй, вы, оболтусы, идите сюда!
Из комнаты вышли сыновья Михаила, Александр и Николай, хорошо одетые и упитанные ребята, а затем и сама хозяйка.
— Вот, смотрите, башибузуки, как надо учиться, — громко произнес Михаил, показывая им похвальный лист, — а вы все на тройках катаетесь. — Обратившись наконец к отцу он сказал: — Ну что ж, пожалуй, я возьму к себе в ученье твоего сына. Парень он крепкий и, кажется, неглупый. Я здесь проживу несколько дней. Потом поеду в Москву, но с собой его взять не смогу. Через неделю едет брат жены Сергей, вот он и привезет его ко мне.
На том и расстались.
Егор обрадовался чрезвычайно тому, что сможет прожить в родном доме еще целую неделю.
— Ну, как вас встретил мой братец? — спросила Устинья.
— Известно, как нашего брата встречают хозяева, — со вздохом ответил Константин.
— А чайком не угостил?
— Даже не предложил нам сесть с дороги, — угрюмо произнес Константин. — Он сидел, а мы стояли, как солдаты. — И зло добавил: — Нужен нам его чай, мы с сынком сейчас пойдем в трактир и выпьем за свой трудовой пятачок.
Устинья горестно вздохнула, сунула сыну баранку, и Егор с отцом зашагали к трактиру…
Егор очень волновался перед поездкой в Москву. Страхи его одолевали всяческие. Боялся, что не справится, что опозорит не только себя, но и всю семью.
Отец, видя мучения сына, сказал:
— Ты, друг, это брось! Назад дороги все равно нет. Езжай и ни о плохом не думай. Все уж решено. Учись только и дядю слушай.
Вот и весь наказ.
Сборы в Москву были недолгими. Устинья завернула сыну с собой свежее белье, пару портянок и полотенце, дала на дорогу немного яиц да лепешек. Помолившись, присели по старинному русскому обычаю на лавку.
Провожать Егора должен был дядя Сергей.
— Ну, сынок, с Богом! — сказала Устинья и, не выдержав, горько заплакала, прижав сына к себе.
Ознакомительная версия.
