Воспитанием сына Прасковьи Ивановны помимо самого графа занималась и лучшая подруга Параши – Татьяна Васильевна Шлыкова. Она тоже хранила память о Прасковье и старалась воспитать в Дмитрии Николаевиче любовь и уважение к умершей матери.
Это почтительное отношение передавалось из поколения в поколение. Вот что пишет в своих воспоминаниях Ксения Александровна Сабурова, дочь расстрелянного в 1918 году бывшего губернатора Петербурга А. А. Сабурова и Анны Сергеевны Шереметевой, праправнучка Прасковьи Ивановны: «Все в нашей семье относились к Прасковье Ивановне с величайшим почтением. Дед не разрешал называть ее Парашей. Я помню, что в Фонтанном доме стоял складень на аналое: изображение Прасковьи Ивановны в гробу, а в центре два ее портрета – один в чепце, с миниатюрой на груди, другой, последний, перед родами, в полосатом платье, с такой горькой складкой возле губ. Копии с картин Аргунова сделаны по приказу прапрадеда. Раскрывали складень лишь по великим праздникам и детей проводили мимо. А кто из младшего поколения проказил – лишался этой чести, и обычно „грешник“ горько плакал».
Память о Прасковье Ивановне хранят не только потомки, но и… работники музея в Останкино. Это один из удивительных московских музеев. «Украсив село мое Останкино, – писал граф Николай Петрович в завещании сыну Дмитрию, – и представив оное зрителям в виде очаровательном, думал я, что, совершив величайшее, достойное удивления и принятое с восхищением публикою дело, в коем видны мое знание и вкус, буду всегда наслаждаться покойно своим произведением». Теперь этим «делом» можем насладиться и мы – походить по музею-усадьбе, увидеть оставшиеся от знаменитого шереметевского театра предметы реквизита, ноты с пометками крепостных исполнителей, коллекцию инструментов. И в том числе – арфу, на которой играла Прасковья Жемчугова.
Она перебирала эти струны и пела… Звуки арфы и чудного голоса Параши отдавались в сердцах слушателей… И, конечно же, в любящем сердце Николая Петровича Шереметева.
Роман Катерины. Любовь Никулина-Косицкая и Александр Островский
В своей «Записке об авторских правах» Александр Николаевич Островский писал, что «без пьесы, как бы ни были талантливы актеры, играть им нечего», однако при этом он признавал, что и драматургу без актера трудновато. «Все лучшие произведения мои писаны мною для какого-нибудь сильного таланта и под влиянием этого таланта», – заметил он в другой своей статье.
Одним из таких талантов, и даже первой среди них, Островский назвал Любовь Павловну Косицкую (после замужества Никулину-Косицкую), выдающуюся русскую актрису, которая двадцать лет играла на сцене Малого театра.
«У ней действует сама природа, она говорит, как чувствует», – писал современный критик о Любови Павловне, покорившей своей игрой всю театральную Москву. Вся жизнь Косицкой, с самого рождения, давала пищу ее замечательному таланту.
Родилась будущая актриса в 1829 году в селе Ждановка, расположенном на берегу Волги. «Мы были дворовые крепостные люди одного господина, которого народ звал собакою, – вспоминала Любовь Павловна в своих „Записках“. – Мы, бывши детьми, боялись даже его имени, а он сам был воплощенный страх. Я родилась в доме этого барина на земле, облитой кровью и слезами бедных крестьян».
Со временем этот барин перебрался в Нижний Новгород и перевез с собой многих крепостных. В городе семье Любы удалось выкупиться на волю. Ей тогда было уже четырнадцать лет, и она пошла на службу горничной к нижегородской купчихе Долгановой, большой любительнице домашнего театра. Люба скоро приобщилась к увлечениям хозяйки и стала с удовольствием принимать участие во всех домашних постановках. Это занятие приносило ей столько радости, что Люба отправилась в Нижегородский театр – посмотреть игру профессиональных актеров.
Посещение театра произвело на девушку огромное впечатление. Поразмыслив, она приняла судьбоносное решение и, вопреки родительским запретам, в апреле 1844 года поступила на сцену Нижегородского театра. Здесь главным образом использовали ее вокальные данные – у Любы был чудесный голос. Косицкая пела главные партии в операх Карла Вебера и Алексея Верстовского.
Карьера певицы складывалась так удачно, что Люба отправилась в Москву, чтобы поступить в Большой театр. Но после прослушивания она получила неожиданное предложение – поступить в театральную школу, а не в музыкальное училище. К счастью, Люба согласилась, и с успехом отучилась у прекрасных педагогов. В 1847 году, после окончания театральной школы, восемнадцатилетнюю выпускницу пригласили в Малый театр.
Дебют Косицкой состоялся в том же году: 16 сентября Люба впервые вышла на сцену знаменитого театра в роли Луизы в драме немецкого драматурга Иоганна Фридриха Шиллера «Коварство и любовь». Она прекрасно справилась с ролью, что отметили не только благодарные зрители, но и коллеги по театру. А труппа в Малом театре была потрясающей – ее составляли величайшие мастера: Павел Степанович Мочалов, Михаил Семенович Щепкин, Иван Васильевич Самарин и другие столь же именитые актеры и актрисы. Общение с ними и совместная работа стали для Любы Косицкой серьезнейшей и, пожалуй, главной школой.
Косицкая легко вписалась в жизнь театра, и сразу же ей стали давать одну роль за другой. Уже в первый свой театральный сезон она сыграла, кроме уже упоминавшейся шиллеровской Луизы, Парашу в пьесе Николая Полевого «Параша-сибирячка», Офелию в «Гамлете» Уильяма Шекспира, а также Микаэлу в пьесе Рафаила Зотова «Дочь Карла Смелого» и Марию в «Материнском благословении» А. Деннери и Г. Лемуана.
Врожденная музыкальность, искренняя, открытая манера игры, умение понять свою героиню и проникнуться ее переживаниями – все это быстро сделало Любу Косицкую одной из любимейших актрис Москвы. По глубине страсти и подлинности человеческого страдания ее сравнивали с Мочаловым, лучшим московским трагиком. Косицкую даже называли «Мочалов в юбке».
Режиссер Сергей Петрович Соловьев, работавший с Любой, вспоминал: «Познакомясь ближе с ее способностями, я пришел к убеждению, что для нее были нужны роли, которые не требовали бы благородства поз, изящества движений, но в которых преобладали бы чувства и простота формы, – почему я и выбрал для нее роль Параши-сибирячки».
Косицкая действительно лучше справлялась с мелодраматическими образами, которые она играла, как говорится, «широкими мазками» – открыто и ясно.
Ее героини любили и страдали искренне и потрясающе естественно. Критика отмечала почти все ее роли, но особенно выделяла две – Офелию и Марию из «Материнского благословения». После сцены безумия Офелии, которую Косицкая играла невероятно эмоционально, зал каждый раз взрывался аплодисментами. Успех актрисы в этой роли был непередаваем. В Марии зрителей потрясала глубина чувств и «натуральность» исполнения.
