«В школу я так и не вернулся, выпускные экзамены не сдавал и сразу добровольцем пошел в армию. Что толкнуло меня на это? Горячее желание начать новую жизнь, покончить со школярством, стремление освободиться от жизни, которая 18-летнему юноше казалась абсолютно бессмысленной. Имело значение и общее возбуждение, вызванное войной. О своем решении я не сказал никому – ни товарищам, ни матери, ни другим родственникам».
Старшего брата призвали в первый же день войны и отправили в Восточную Пруссию.
Рихард проходил подготовку в одной из военных школ, находящихся в окрестностях Берлина.
После шестинедельного обучения весь выпуск школы был направлен на фронт, в Бельгию. Здесь, в районе реки Изер, развертывалось ожесточеннейшее сражение. Еще 4 августа немецкие войска вторглись в Бельгию. Бельгийская армия сразу же откатилась к Антверпену; немцы с триумфом вторглись во Францию и скоро подошли к Парижу. Но после сражения на Марне германские войска потерпели поражение и вынуждены были поспешно отойти. Французов и англичан спасли русские, которые в это время перешли в наступление там, в Восточной Пруссии. А здесь, во Франции, фронт растянулся теперь до Северного моря. Обе стороны постепенно переходили к позиционным формам борьбы. Как бы там ни было, но французский шантеклер так и не попал в немецкий суп.
Изер – неширокая река с очень медленным течением и низкими берегами, в которой прилив и отлив заметны даже выше Диксмюда. Здесь Зорге и его товарищам пришлось рыть окопы, и это оказалось нелегким делом. На глубине нескольких сантиметров появлялась вода, так как вся местность находится ниже уровня моря.
24 октября немецкие войска перешли в атаку по всей линии Изера и прорвали линию обороны бельгийцев, французов и англичан. Зорге находился в 4-й армии, состоявшей из свежих корпусов, укомплектованных преимущественно университетской молодежью. Здесь господствовал «германский дух». Уверенность в победе была безусловная. А уверенность подкреплена мощной техникой: гаубицами, минометами, аэропланами, бронемашинами. Нет, обломки бельгийской армии не могут задержать эту грозную лавину, которая покатится в Кале, где должна решиться победа Германии!
Изер форсирован немцами. Но в Ньепоре существуют шлюзы, которым немецкая разведка не придала никакого значения. И вот 28 октября бельгийцы открывают шлюзы. Мутные воды устремляются на германскую армию. Рихард Зорге барахтается в воде, захлебывается от черной жидкой грязи. Тонут солдаты, тонут орудия и минометы. А в сумерки зуавы, пешие егеря, сенегальские стрелки и бельгийские подразделения обрушиваются на ошеломленных наводнением немцев, и те поспешно бегут за Изер. Путь на Дюнкерк и Кале по побережью для германской армии закрыт. Десять дней беспрестанных атак и контратак. Брошена в бой дивизия эрзаца. Брошена лаyдверная бригада. Они полностью истреблены. Надежды на молниеносную победу потонули в вязком иле Изера. Немецкое командование намечает прорыв фронта у Ипра, этих ворот во французскую Фландрию. По образному выражению французского маршала Фоша, здесь «встречные усилия обоих противников приводят к столкновению, слепому в своей грубой силе и стремительности, а также исключительному по своей продолжительности. Немцы разыгрывают свою последнюю карту и пытаются провести свою последнюю маневренную операцию на Западном фронте». Это великое столкновение вошло в историю как «свалка во Фландрии». Потери обеих сторон были очень велики. Газета «Франкфуртер цайтунг» писала о немецких потерях: «Эти полки пошли па смерть. В этот день были принесены огромные непоправимые жертвы. Туманные осенние дни воскрешают во многих из нас ужасные воспоминания, живую и безутешную скорбь». Ей вторила «Лoкаль анцайгер»: «Никогда еще равнины Фландрии так обильно не орошались кровью, и, к несчастью, кровью пашей молодежи…» Гёте, повсюду ищущий и находящий закономерности, определял войну как заболевание целого общества. У каждой эпохи есть своя «основная болезнь…».
Кровь и трупы. Горы трупов. В окопе, в грязи лежит солдат Рихард Зорге. Дождь моросит вторую педелю. Гул канонады не утихает ни днем, ни ночью. Равнина, плоская, как стол. Ни бугорка, ни рощицы. Низменность, отвоеванная у моря. С незапамятных времен эти места служили районом вторжения из Центральной Европы на Запад. Зорге думает о войне, мысленно спорит с философом Ницше, апостолом культа силы, разбоя и грабежа. «Хорошая война освящает любую цель… Для зла есть будущность, придет время, когда народятся большие драконы…» – утверждает Ницше, кончивший свои дни в психиатрической лечебнице. Он открыто приветствовал все «характерные черты жизни: несправедливость, ложь, эксплуатацию». Откуда у этого человека, родившегося и выросшего в самой мирной стране – Швейцарии, столь воинственные юнкерски-прусские наклонности? А что, если его темный мозг безумца ясно представлял, как выползают эти «большие драконы»: подводные лодки, аэропланы, дирижабли, мортиры, воинственные генералы, государи, президенты, Антанта, Тройственный союз, коалиции?
«Это кровопролитное сражение внесло в мою душу и в души моих фронтовых товарищей первое, и притом наиболее глубокое, чувство беспокойства. Вначале я был полон желания принять участие в боевых делах, мечтал о приключениях. Теперь же наступил период молчания и отрезвления…»
Таково первое впечатление Рихарда Зорге от войны. Он начинал ее ненавидеть. Но и здесь, на полях Фландрии, в окопах, он сохранил способность анализировать, проникать в сокровенный смысл явления. Он хотел понять войну.
«Я стал перебирать в памяти все, что знал из истории, и глубоко задумался. Я обратил внимание на то, что участвую в одной из бесчисленных войн, вспыхивавших в Европе, на поле боя, имеющем историю в несколько сот, нет, несколько тысяч лет! Я подумал о том, насколько бессмысленными были войны, вот так неоднократно повторявшиеся одна за другой. Сколько раз до меня немецкие солдаты, намереваясь вторгнуться во Францию, воевали здесь, в Бельгии! Сколько раз и войска Франции и других государств подходили сюда, чтобы ворваться в Германию! Знают ли люди, во имя чего велись в прошлом эти войны? Я задумался: каковы же скрытые побудительные мотивы, приведшие к этой новой агрессивной войне? Кто опять захотел владеть этим районом, рудниками, заводами? Кто ценой человеческих жизней стремится достичь вот этих своих целей? Никто из моих фронтовых товарищей не хотел ни присоединить, ни захватить себе это. И никто из них не знал о подлинных целях войны и, конечно же, не понимал вытекающего из них всего смысла этой бойни».
Университетская молодежь быстро сделалась офицерами, держала себя высокомерно, замкнуто, считая солдат «серой скотинкой». Сразу образовались две касты: высшая и низшая. Большинство солдат, люди среднего возраста, были из рабочих или из ремесленников, состояли в профсоюзах и разделяли социал-демократические взгляды.
