Ознакомительная версия.
Неожиданно под навесом рядом с нашим цехом появляется странный аппарат. Он по-своему красив и даже изящен. Из железяки размером метра три в длину рядами торчат многочисленные крючочки из нержавеющей стали. Я с интересом начинаю изучать этот неопознанный объект и теряюсь в догадках насчет его назначения. Очевидно, что он не летающий… Мой приятель, осужденный из девятого отряда, работающий мастером на швейном производстве, раскрывает загадку. Миша — москвич с высшим образованием, инженер, рассказывает мне следующую историю. Оказывается, майору Ошибкину в голову пришла идея наладить в колонии производство чулок и носков, для чего в Иваново была куплена списанная чулочно-носочная машина. Съездили, купили, привезли. Но не смогли наладить и завести. Ну не хочет машина плести носки и чулки, что поделаешь! Может, в Мелехово климат не тот, или что-то другое мешает. Идея, как и машина, вскоре была заброшена, а я получил возможность каждый день лицезреть чудесный экземпляр производственного дизайна. Миша делится со мной еще одной историей. Его однажды попросили подключить какой-то агрегат. Миша рисует схему, со знанием дела рассказывает, что надо сделать, что следует купить. Главное, нужно десять метров медного провода определенного сечения, говорит он. Майор решает сэкономить — вместо медных покупает алюминиевые провода.
Сгорает все — провода, аппарат, а заодно и небольшое помещение. Ошибкин, бывший начальник отряда и воспитатель осужденных, волей судьбы брошенный руководить тюремным производством, остается целым и невредимым.
Здесь действительно живешь в другом измерении, в зазеркалье. И все происходящее вокруг кажется большой ошибкой…
Глава 41
Мертвые души
Колония продолжает жить своей зазеркальной жизнью. Неожиданно я узнаю, что в ШИЗО сажают старшего нарядчика. Нарядчик в зоне — фигура видная и значимая. Он делает много полезного для сотрудников колонии и за них. За это ему дано право жить в нарядной — служебном помещении, где он делает всю работу по учету и передвижению многочисленного населения колонии. Ему разрешается иметь телевизор, магнитофон, электрическую плитку и чайник. Нарядчик наслаждается всеми перечисленными благами, неслыханными для простых заключенных, вполне заслуженно — он загружен работой. Ему простили бы и мобильный телефон, запрещенный здесь под страхом смерти. Но происходит что-то из ряда вон выходящее… В колонии есть много штатных должностей для осужденных. Часть из них остаются вакантными. Сообразительный Костя официально оформил на эти должности нескольких зэков, которые, не работая, стали получать зарплату. Регулярно у тюремного магазина он забирал свою долю продуктами…
Оперативники вычислили банду расхитителей. Кто-то из сообщников, недовольный своей долей, возмутился, и информация пошла в оперативный отдел. Преступники пойманы. Костю изгнали из нарядчиков, долго били и посадили в ШИЗО. Меня потрясла формулировка постановления о его водворении в штрафной изолятор. «За драку» — однозначно гласила бумага.
Осужденных, которые дрались на самом деле, что частенько случается в отрядах, сажали в ШИЗО с формулировкой «за курение в неположенном месте». Одного осужденного, моего соседа по производству, делающего мангалы, посадили в изолятор за «нецензурную брань и пререкания с администрацией». Так был обозначен проступок зэка, посмевшего поставить и испробовать брагу…
Почему нельзя называть вещи своими именами, я так и не понял. Очевидно, это симптом одной болезни, охватившей всю систему. Кто сказал, что система не исправляет?!
Здесь очень хорошо учат врать, обманывать и лицемерить…
* * *
Я ни секунды не жалел о том, что попал на производство, вырвавшись из третьего отряда. Несмотря на многие минусы, я видел и плюсы. Атмосфера в отряде была значительно лучше, да и режим помягче. Запретив осужденным все, что только можно, администрация иногда позволяла осужденным вздохнуть. После проверки, с 16:30 до 17:30, осужденным негласно позволялось лежать на кроватях.
После очередного тяжелого рабочего дня я сижу в проходняке и, попивая чай, мирно беседую с Васей. Он добрый и трудолюбивый парень, но подвела его чрезмерная любовь к спиртному. В пьяном угаре разгорелся спор, в котором Василий поставил окончательную точку, зарезав оппонента. О чем спорили, он не помнит или не хочет говорить…
* * *
Ты можешь как раб вкалывать на промке, быть примерным зэком, иметь поощрения, но это ничего не значит. По просьбам осужденных я лично писал многочисленные ходатайства на УДО, а потом видел немотивированные отказы. И колония ходатайствует за заключенного, и срок небольшой он хочет оставить, и поощрения за труд в личном деле имеются. Ан нет! Судья посмотрит-посмотрит и спросит: «Почему в художественной самодеятельности не участвовал? Не пел, не плясал?» И откажет в УДО! Я видел слезы на глазах взрослого мужика, который несколько лет вкалывал в пекарне сутками напролет за две тысячи рублей в месяц. Работа адская — жара, мешки с мукой, подносы с хлебом. Выдержит не каждый. Олегу откажут в УДО на том основании, что у него не было поощрений за участие в художественной самодеятельности.
«Как же так? — процедит он сквозь зубы. — Работаю посменно, по ночам. Когда мне в художественной самодеятельности участвовать? Что еще им надо? Сволочи!»
Глава 42
Серые будни
Я продолжаю жить в первом отряде. Надо отдать должное Артуру — он ничего с меня не просит и не вымогает. Он передает мне слова оперативника о строжайшем запрете брать от меня широко распространенную в колонии гуманитарную помощь. Как лицо, заинтересованное в улучшении условий жизни в отряде, я по собственной инициативе делаю Артуру предложение купить для отряда холодильник и телевизор. Мы успешно проворачиваем операцию по приобретению необходимых предметов, к которым я вроде бы не имею никакого отношения. Моим делом было лишь организовать перевод необходимой суммы родственникам одного осужденного, а они уже организовали доставку товара от своего имени.
Передо мной забрезжили радужные перспективы. Появилась надежда сменить профессию и сферу деятельности. Нет, библиотека и школа по-прежнему были недоступны, но представилась возможность стать рабочим хозяйственного двора. Мой спаситель Артур делает головокружительную карьеру в колонии — становится комендантом. Теперь он отвечает за обустройство жилой зоны колонии. Ремонт, побелка, покраска — его задачи. Поскольку в колонии ломается все и всегда, Артур становится востребованным и нужным администрации зэком. Его задача — организовать осужденных и тем самым облегчить жизнь тюремному начальству. Хоздвор — ведомство Артура. Разгрузить машину с краской или плиткой, предназначенной для ремонта бараков, или машину с любимыми мною мешками с цементом — обязанность приписанных ко двору рабочих. Откопать и закопать прорванную трубу, почистить снег, починить крышу на библиотеке, починить отвалившуюся от старости дверь, спилить старое дерево, угрожающее упасть на головы осужденных, выложить тротуарную плитку — далеко не полный перечень обязанностей немногочисленной бригады. Склад с хозяйственными припасами тоже входит в епархию Артура. Своего верного оруженосца Винни Артур ставит на складское хозяйство. Ни один гвоздик, ни одна баночка с краской не уйдет без его ведома. Он проявляет недюжинные организационные способности и неуемную энергию. Ни один объект не остается без внимания, Артур с закрытыми глазами покажет, где и что надо подчистить, подмазать и отремонтировать. Возможно, в других условиях он был бы неплохим прорабом…
Артур сделал мне много добра, и я принимаю его помощь. Мы продолжаем общаться. К своему куратору из оперативного отдела Артур ходит каждый день, как на работу, ежедневно притаскивая ему пачку сигарет и шоколадку. О чем они разговаривали, навсегда остается для меня загадкой. Лишь однажды, не выдержав, Артур похвастается передо мной тем, что оперативники удивляются, как, мол, ему — в отличие от Фомы (завхоза третьего отряда) — удалось найти со мной общий язык.
«Какие же они придурки», — в очередной раз обреченно подумаю я.
Жизнь в отряде идет своим чередом. Сменяется завхоз отряда. Место Артура не без его помощи занимает хорошо знакомый мне завхоз клуба Рома Гурбо. Он с радостью покидает хлопотное место в клубе, найдя себе замену. Хороший и приятный парень, он был мне симпатичен. Получив кусочек власти, он не берет на себя лишнего и остается обычным зэком. Многие на подобном месте дуреют, теряют голову и перестают ощущать себя осужденными. От завхоза в отряде зависит многое. Любая, самая дурная инициатива найдет поддержку у сотрудников колонии. Что-нибудь запретить, отобрать, придумать очередную пакость осужденным — все становится подвластно счастливому обладателю должности завхоза отряда или, как она официально называется — старшего дневального. Мне еще предстоит увидеть чудовищные примеры трансформации личности осужденных, получивших власть от сотрудников колонии. А пока я просто живу и тяну свой немаленький срок. Живу от выходных до выходных, от посылки до посылки, от свидания до свидания. Я много читаю и размышляю. Никто и никогда не мог заставить меня изменить образ своих мыслей, и я внутренне всегда остаюсь свободным человеком.
Ознакомительная версия.
