Денис «Кощей» Купцов
Гитаркин все путает, как всегда. Это была шнуровская идея — сделать джем-сейшн для альбома. Мы встретились в ЛДМ, там был фестиваль, где играли и «Ленинград», и «Спитфайр». Мы затусовались с Серегой в буфете, сидели, бухали, Шнур говорит: вот, Кощей, хочу пригласить вас на запись альбома. Я говорю, без проблем. Когда мы вошли в студию, мы ужаснулись от того, как работал его тогдашний коллектив. То есть было понятно, чего Серега хочет от этой группы, но было абсолютно непонятно, как этот коллектив собирается претворить это в жизнь. Ну, мы влились в работу, и нам жутко понравилось. Сереге понравилось, как быстро мы аранжируем вещи, причем сразу с ним вместе. А нам понравилось, что он вообще не запаривается над какими-то глобальными идеями. Принял решение — и тут же сделал. А потом он постепенно начал приглашать нас на сейшены, и в один прекрасный момент мы начали понимать, что какая-то хуйня происходит и мы подсиживаем ребят. Нехорошо. Серега там дописывал еще какие-то вещи и окончательно уже с ними разругался, ну и вынес такой вердикт — буду с вами играть, с ребятами меня не прет. Ребята тоже, естественно, напрягались, но в конце концов Серега очень долго их терпел. Он нас стал чаще приглашать, и мы перестали задавать вопросы. Нас друг от друга перло, и постепенно мы влилйсь в состав плотно.
Андрей «Дед» Кураев
В какой-то момент ценник группы сильно побежал вверх. И Шнур начал привлекать все новых музыкантов. Так постепенно все и стали играть. Хотя Шнуров, видимо, и сам сначала не понимал, надо это ему или нет. Он только разогнал одних и не был уверен, нужна ли ему новая орава.
Константин «Лимон» Лимонов
Я был в Германии, вернулся, меня Дед встречает в аэропорту и сообщает: знаешь, мы теперь играем в группе «Ленинград». Это все произошло без меня. Я первые концерты с ними сыграл в Германии. Собственно, знаменитый «голый» концерт в Нюрнберге это был мой второй опыт с ними. Я уже тогда подумал: пиздец, скучать в этой группе явно не придется.
Электричество на первых концертах со Шнуровым было такое, что меня просто выносило куда-то. Мы до этого играли много, но в основном по маленьким клубам, где все шло относительно спокойно. А тут я попадаю в группу, которая сразу же заряжена на стадионы. Нас засовывали в какие-то хоккейные комплексы во всяких Ростовах, Донецках, и везде зал вскрывался на каждом концерте. Током бьет от страха. Со «Спитфайром» у меня такое было только однажды — на фестивале в Вильнюсе, где было сорок тысяч человек. Я к «Ленинграду» привыкал где-то полгода. Я тогда понял, как развивается звездная болезнь: тебя просто накрывает волной и ты перестаешь соображать. Когда ты ловишь волну, строго говоря, уже не так важно становится — пить или не пить на концертах.
Митя Мельников
«Спитфайры» делали то же самое, что и мы, но куда профессиональнее. Они очень много играли за границей, в Германии и еще где-то, поэтому у них западный подход. Они умеют не ошибаться и работать на публику — вовремя улыбнуться в камеру и все такое.
Всеволод «Севыч» Антонов
Я до сих пор считаю, что старые истории с битлами были гораздо интереснее. «Спитфайр» — дико хорошие все чуваки, но они устоявшаяся группа. А тогда был ебанизм от души, вдруг поперло. Все было очень искренне, и то, что битлы зазвездили, это тоже понятно. Они, конечно, совершенно охуели от навалившейся популярности, бухача, веселья и безнаказанности. Не было же вообще никакого давления. С одной стороны, правильно, что их нет. С другой стороны, с изгнанием битлов все смешные истории закончились. Ну, так чтоб совсем смешные.
Сергей Шнуров
Рано или поздно мы все соберемся, наверное. Но какое-то время просто не хочется общаться друг с другом. Устали. Реально. У нас ведь нет наемных музыкантов, все на товарищеских отношениях держится, поэтому сложно.
Алексей «Микшер» Калинин
С появлением «Спитфайра» мое участие в группе стало совсем эпизодическим. «Спитфайр» не совсем мой коллектив, к тому же я тогда перебрался в Москву, к подруге. А года полтора назад опять стал играть с «Ленинградом». Мне никто
Нет страницы 179
богатых в качестве образца нового русского джентльменства выдвигал сомнительную с точки зрения глянцевой эстетики фигуру. Тогда портфельные инвесторы еще только начинали переодеваться в дорогие костюмы и буржуазность была характеристикой форменной, а не содержательной. В журнале это формулировалось примерно так: поскольку в пиджак нужно наряжаться по-любому, остается два выхода из этой ситуации. Или быть в пиджаке и пидором. Или быть в пиджаке и со Шнуровым. Выбор невелик, а поскольку большая часть аудитории не хотела становиться пидорами, ей пришлось в качестве единственной альтернативы держаться Шнурова.
Тогда же и началась мода устраивать корпоративные вечеринки, где белые воротнички плясали под «все заебало пиздец нахуй блядь».
Апогеем шнуровоцентризма стало читательское голосование «Человек года», где Шнуров впрямую конкурировал с Путиным. Для порядка там было еще несколько номинантов, но мне было заранее ясно, что основная борьба развернется между этими двумя.
Голосование шло несколько месяцев, и в конце концов Путин с незначительным перевесом победил.
Однако редакция GQ волюнтаристски переиграла партию в пользу Шнурова с формулировкой: конкурс называется «Человек года», а Шнуров больше похож на человека.
Церемония награждения проходила в ресторане «Белый квадрат». Там собралось человек триста московского бомонда. Шнуров должен был сыграть небольшой концерт. Из присутствующих еще мало кто слышал это живьем. Шнуров потребовал, чтобы у него была разогревающая группа, и сам привез с собой эту группу, состоящую из бывших музыкантов «Ленинграда» Ромеро и Сашко. Они часа полтора пели чудовищного содержания и бесконечной длины песни про каких-то уток, так что респектабельная общественность уже начала несколько охуевать, не понимая, что вообще происходит. Даже если бы Ромеро просто кричал «хуй, хуй» — это всех больше бы устроило, чем все эти непонятные страдания, в которых трудно было разобрать хоть полслова.
Директор издательского дома «Конде Наст», который издает GQ, умолял меня сделать что-нибудь с этим, потому что публика недоумевает и вообще кошмар.
Я сказал об этом Шнурову, но он только улыбнулся. И вообще он, кажется, был счастлив этим обстоятельством и готов был слушать песни про уток до бесконечности.
