деспот, разрушитель, вампир».
А что касается непосредственности Пауло, то она проявлялась по-разному. Например, однажды вечером, обойдя все бары Жуан-ле-Пена, он и его приятель привели в ресторан «У Марселя» двух девиц легкого поведения. В результате они напугали обеих до полусмерти, девицы принялись кричать, и дело закончилось вмешательством местного комиссара полиции. Тот, естественно, рассказал обо всем Пабло, и он стал мрачнее тучи.
— Приведите сюда Пауло, — сказал он.
Когда тот явился, Пикассо обрушился на него:
— Никчемное создание! Вчера вечером ты вел себя, как последняя тварь!
Но и этого ему показалось мало, и он продолжил:
— Отродье белогвардейки! У меня самый отвратительный на свете сын! Анархист! К тому же ты тратишь слишком много денег! На что ты годен?!
* * *
Когда Пауло Пикассо стал постарше, он женился на Эмильенне Лотт. Об этом браке Марина Пикассо, дочь Пауло, рассказывает так:
«В один прекрасный день мои отец и мать, в присутствии господина мэра, изъявили желание навек соединить свои судьбы. Ответив “да”, оба поклялись друг другу в любви и верности и дали обет окружить своих детей нежностью, поддержкой и покровительством.
Но ни мне, ни Паблито не было уготовано такой судьбы. Пауло Пикассо и Эмильенна Лотт, которая так гордилась тем, что получила право называться мадам Пикассо, расстались, когда мне было шесть месяцев, а моему брату — неполных два года. Их разрыв был неизбежен. Ни мать, ни отец не обладали талантом быть счастливыми сами и дать счастье нам».
Напомним, что Паблито родился от этого брака 5 мая 1949 года, а Марина — 14 ноября 1950 года.
О своей матери Марина Пикассо рассказывает нам следующее:
«Моя мать всегда думала, что быть снохой Пикассо означало обладать божественным правом. Она никогда не думала о будущем, ибо нас, как и ее, удачное расположение звезд сделало Пикассо.
Пикассо превратился в особенного спутника всей ее жизни. Она смотрела только на него, думала с оглядкой на него, говорила только о нем: с торговцами, просто с прохожими на улицах, часто даже с незнакомыми — “Я сноха Пикассо”.
Что-то вроде трофея, льгота в обход закона, повод для проявления любой эксцентричности.
Помню, как мне было стыдно, когда однажды летом она вышла на пляж в серебристом или золотистом бикини в обнимку с юнцом на четырнадцать лет моложе ее; помню чувство унижения, когда увидела ее на родительском собрании в школе в мини-юбке в компании с молокососом едва ли старше меня; помню усилия, которые мне пришлось приложить, чтобы заставить себя называть ее Мьенной — уменьшительное от Эмильенны, потому что это было по-молодежному и в американском стиле; помню свой страх, стоило ей только раскрыть рот, и тягостную неловкость, когда она толковала кому-нибудь о живописи Пикассо, она, ни разу не заглянувшая не то что в каталог, а даже в маленькую брошюрку с репродукциями моего дедушки.
Ее речь варьировалась в зависимости от того, кто ее слушал. Говоря с теми, кого едва знала, она возводила Пикассо на пьедестал: “Мой свекор — гений. Я восхищаюсь им, да ведь и он меня очень ценит, это точно”. Людям более близким она без церемоний рассказывала обо всех трудностях: “Вот представьте себе, что при всем своем богатстве этот паршивец оставляет нас без единого гроша”.
Люди посмеивались. Люди всегда посмеиваются, когда неприятности у других.
Я не помню, чтобы мать хоть раз рассказывала нам сказки, вроде “Красной Шапочки”, или повела нас покататься на карусели. Но я знаю одно: несмотря на все свои патологии, она была единственной, на кого мы могли рассчитывать. Никому мы не были нужны в этой семье, кроме нее. Вопреки своей мании величия и психопатии, она несла нам свое тепло, материнский запах, голос».
И все же в мае 1950 года Пауло Пикассо и Эмильенна Лотт развелись.
* * *
Потом Пауло был женат на Кристине Поплен, о которой Марина Пикассо отзывается так:
«Я помню ее очень смутно. Пожалуй, только то, что она очень беспокоилась, как бы не поссорить нас с папой. Она была тихоня, конечно, не испытывавшая к нам никаких чувств, но она позволяла нам играть с детьми с соседних ферм. <…> Мы собирали яйца в курятнике, доили коров, пили их пенящееся молоко. Мне нравились теплые запахи хлева, свежескошенного сена. Мне можно было все потрогать руками: покопаться в грязи, в соломе, погладить круп телки или бычка. У меня было чувство, что для меня здесь нет ничего грязного. Жизнь была безмятежной, а отец преисполнен радости. Он смеялся, ему забавно было видеть нашу независимость, его радовало и то, что он может почувствовать себя самим собою. Здесь ведь не было дедушки с его капканом.
Кристине и в голову никогда не приходило идеализировать моего отца. Она принимала его таким, каков он был — дурным и хорошим. У нее и в мыслях не было попытаться обольстить Пикассо. Конечно, хомут на шее моего отца не раз повергал ее в отчаяние, но она хорошо знала, что с этим ей ничего не поделать. Она была из тех женщин, которые, уж коли влюбились в мужчину, принимают в нем все».
От этого брака в сентябре 1959 года у них родился сын — Бернар Пикассо.
* * *
Жизнь Пуало Пикассо была полна унижений. Как рассказывает его дочь, однажды он забрал их с Паблито, чтобы отвезти к дедушке в Валлорис. Это был «официальный визит к дедушке, который любезнейшим образом согласился принять сына и внуков», — визит был обговорен заранее, и опаздывать было никак нельзя. Но ворота виллы оказались наглухо заперты. Пауло принялся звонить. Долго никто не отвечал, а потом из переговорного устройства послышался недовольный голос:
— Кто там?
Как будто там не знали, кто приехал и зачем…
— Это — Пауло! — вынужден объяснять сын Великого Пикассо. Он как будто оправдывается.
Злобно щелкнул электрический замок, сын и внуки медленно пошли по гравиевой дорожке, обсаженной великолепными кипарисами.
Марина Пикассо описывает свои впечатления от подобных визитов так:
«Наше присутствие нарушало покой Пикассо, мешало ему работать…
Были и такие визиты, когда
