в руках у французов, да понял Наполеон, что на Калугу ему не прорваться. Впервые в своей жизни император не решился на новый бой. Отдал войскам приказ отступить.
Вылезли ребята из подвала, вышли наружу. Смотрят — в город вступают русские. А вместе с солдатами валят и жители. Вот и Тишкин и Минькин отец идет.
Увидел он сыновей:
— Ах вы разбойники! Ах шелудивые!
Застыли Тишка п Минька. А отец недолго думая снял поясной ремень и тут же, прямо на улице, начал ребят стегать.
Терпят братья-двойняшки. Отец у них строгий. Другого и нечего ждать. Наконец родитель устал, остановился, переводит дух.
— Тять, — полез Тишка, — а там раненый, — указал он рукой на торчащее из-под земли оконце.
— Офицер, — прогнусавил Минька.
Спустился отец в подвал. Верно, не врут ребята. Присмотрелся — лежит молодой полковник.
— Ого!
Побежал отец, доложил кому следует. Пришли санитары, забрали полковника.
А отец снова свернул ремень и продолжил свою расправу. Правда, теперь бил уже не так больно и не столько ругался, сколько ворчал:
— Мать бы хотя пожалели… Ироды вы окаянные!..
Прошло несколько дней. И вдруг отец был вызван в городскую управу, и там ему вручили медаль. К медали был приложен приказ, в котором значилось, что житель города Малого Ярославца Кудинов Иван Михайлович, то есть отец Тишки и Миньки, награждается медалью за спасение жизни русского офицера.
Опешил отец. Стал было объяснять, что тут-то он и ни при чем, что спас офицера не он, а Тишка и Минька. Однако в управе слушать его не стали.
— Кто там спас, разбирайтесь сами. Получил медаль — и ступай, не задерживай.
Вернулся отец домой. Не знает, что с медалью ему и делать. На две доли, что ли, ее рубить.
— Тут вам медаль. Одна на двоих, — заявил он ребятам.
Смотрят Тишка и Минька на медаль. Глазенки горят. Руки к ней сами собой тянутся. Вот бы такую на грудь надеть!
Однако отец у них строгий. Взял и спрятал медаль в ларец.
— Не для баловства подобные штуки, — заявил он сурово.
В ларце медаль и лежала.
Однако дважды в году, в рождество и на пасху, когда всей семьей Кудиновы отправлялись в церковь, отец доставал медаль.
В церковь шел при медали Тишка. Возвращался домой при медали Минька.
Случай, когда не надо было кричать «ура»
— И зачем кричали «ура»? И как оно вырвалось? — сокрушались донские казаки.
— Это Нечипор, Нечипор… Он за это в ответе.
Молодой казак Нечипор Худояк и вправду первым победное крикнул.
На следующий день после битвы у Малого Ярославца Наполеон с небольшой группой офицеров и генералов ехал из штаба к своим войскам.
Едет Наполеон, не торопится. Думы разные в голове. В это время на соседнем холме появился разъезд казацкий. Увидели офицеры и генералы конных, решили, что свой отряд.
А казаки сразу узнали французов. Вскинули пики, галопом летят к генералам.
— Ура! — кричит Худояк.
— Ура-а! — голосят другие.
Наполеон вздрогнул. Свита пришла в замешательство. Кто-то открыл стрельбу.
Все ближе и ближе лихие донцы. Копи, почуяв удачу, словно не мчат, а летят над полем. Режет утренний воздух тяжелый храп.
У Наполеона мурашки прошли по телу.
— Вот он, конец бесславный…
Сгрудилась, окружила императора свита. Каждый последний момент считает.
Худо пришлось бы французам, да только тут, заслышав пальбу и крики, вдруг на помощь своим явились кирасирские эскадроны. Отогнали они казаков.
Долго не мог Наполеон позабыть об опасной встрече. Бледность долго держалась в лице. Наконец успокоился, вызвал походного лекаря. Приказал он военному эскулапу немедля же изготовить смертельный яд. Не хотел император живым попадаться в плен. Стал носить в пузырьке отраву.
Теперь более осторожно вели себя офицеры и генералы.
Но больше всех неудачу этого дня переживали русские казаки.
— Упустили… Эхма, упустили!.. И чего кричали «ура»?.. И как оно только вырвалось!
Злая водичка
Как-то во время Бородинской битвы какой-то полковник, бывший в кутузовской свите, потянулся к фляге и выпил глоток-другой.
Заметил Кутузов, и ему захотелось.
— Э-ей, голубчик, подай-ка сюда водицу.
Растерялся полковник. Во фляге была не водица, а чистый спирт. Не нашелся полковник, как же ему ответить, отдал покорно флягу.
Поднес Кутузов флягу к губам, сделал глоток и чуть-чуть не задохнулся.
— Ух ты! — с трудом переводит дух. — Водичка какая злая.
— Так точно! — гаркнул полковник. — Пьем и терпим, ваша светлость.
Хотел фельдмаршал разгневаться на офицера. Однако полковник так ловко ответил, что вдруг остыл, рассмеялся Кутузов. Вернул он владельцу флягу и только пальцем ему погрозил.
Узнали другие офицеры, что Кутузов простил полковника. А у многих во флягах вместо воды были вино или спирт. Осмелели.
Заметил это Кутузов.
И вот снова такой же случай. Теперь уже у Малого Ярославца. Смотрит Кутузов на поле боя. Рядом крутится свита. И снова полковник, не тот, а другой, потянулся к армейской фляге. И снова Кутузов:
— Э-ей, голубчик, подай-ка сюда водицу.
Подбежал полковник, смело протягивает фельдмаршалу флягу. Знает, что нужно ему ответить.
Поднес Кутузов флягу, однако не к губам на сей раз, а к носу. Понюхал:
— Спирт?
— Так точно! — гаркнул полковник. — Пьем и терпим, ваша светлость.
Отбросил Кутузов флягу. Подошел, взял офицера за ухо:
— Э, чужим умишком живешь! Слова чужие повторяешь. Кто разрешил? — Пальцем указал на флягу. — Что тут, питейный дом?!
Строг оказался Кутузов. Для острастки другим тут же приказал отправить полковника в тыл.
Струсили офицеры. Ты смотри, она и вправду водичка злая.
Глава пятая
НЕБО. ПОЛЕ. ПОЛОЗЬЕВ СКРИП
Большие последствия
Еще до того как разгорелась Бородинская битва, в дни, когда русская армия отступала, к князю Петру Багратиону неожиданно явился подполковник Ахтырского гусарского полка Денис Давыдов.
Багратион Давыдова знал давно — когда-то Давыдов служил у него адъютантом, — принял сразу и очень приветливо.
— Ну рассказывай, ну выкладывай. Начальство обидело?
— Нет, — отвечает Давыдов.
— Наградой обойден? В отпуск, наверное, просишься?
— Нет, — отвечает Давыдов.
Поразился Багратион. Ждет, что же скажет ему подполковник.
— Вот какую имею мысль, — начал Давыдов.
И стал говорить о французской армии. Мол, растянулась армия на сотни и сотни верст. От самого Немана через всю Россию тащатся к ней обозы, идут подкрепления, порох, ядра везут.
— Верно, — бросает князь Петр.
— Все время туда и сюда мчатся курьеры с бумагами. Длинный французам путь.
— Так, так… — слушает Багратион. — Нового не открываешь.
— А
