Не случайно Нинет де Валуа, убедившись в хореографическом таланте Нуреева и, как она выражалась, в его даре к восстановлению классики, предложила ему в 1963 году поставить в «Ковент-Гарден» третий акт «Баядерки».
— Всего лишь один акт? Так мало? — воскликнул огорченный Рудольф. Он попытался было заговорить о постановке всего шедевра, но получил ответ, что этот балет давно уже вышел из моды.
В тот раз Рудольфу пришлось смириться с решением театрального руководства. «Немодная» «Баядерка» в ее полном виде ожидала его впереди… «Теперь в «Баядерке» он показал нам великую классику, которой можно восхищаться, и, что не менее важно, научил нас ее танцевать», — писала зарубежная пресса.
Но неужели и правда вышли из моды блестящая, словно созданная для танца музыка Людвига Минкуса и не менее блестящая классическая хореография Мариуса Петипа? «Балеты Петипа подобны драгоценным камням, которые надо заново вставить в оправу, чтобы их сверкание бросилось в глаза нашим современникам», — разве эта великолепная нуреевская фраза не достойна частого цитирования?
Удивительная аналогия! Когда лет пять назад автор этой книги предложила рукопись о Рудольфе одному из самых крупных книжных издательств России, то получила потрясающий ответ главного редактора: «Нуреев? Такая книга нас не заинтересует, потому что его мало кто помнит и знает, а написано о нем много».
Весьма обескураживающее высказывание руководителя издательства, которое одно из немногих в нашей стране выпускает книжную серию о мастерах балета! Галина Уланова, Екатерина Максимова, Марис Лиепа, Михаил Барышников — безусловно, значимые и достойные имена для этой серии. Но книге о Рудольфе Нурееве — практически первой книге российского автора о знаменитом танцовщике! — места в этой серии не нашлось. Нонсенс? Более чем!
Признаюсь, ответ издателя крайне поразил меня своей странной позицией. О его очевидной нелогичности и говорить не приходится: Рудольфа мало кто помнит и знает, а написано о нем много, т. е. выходило немало книг. Почему ж тогда не помнят и не знают? Книг было все-таки недостаточно? Судя по их обычному отсутствию на книжных полках, догадка верна: читательский интерес к Рудольфу Нурееву насытить так и не удалось, несмотря на выход одного за другим переводных зарубежных изданий.
И это Нуреева-то мало кто помнит и знает? Да он до сих пор более известен и популярен, чем Барышников, несмотря на то, что его нет с нами на Земле. Встречаются люди, весьма далекие от балета, которым неведомо, кто такой Барышников, но хорошо известно, что Нуреев великий танцовщик, когда-то оставшийся на Западе… Это слишком знаковая личность для мирового искусства, да к тому же со скандальным флером, чтобы быть неинтересным большому кругу читателей. Естественно, значение и огромное дарование Барышникова при этом никто не отрицает, он действительно прекрасный танцовщик с мировым именем.
Позволю себе продолжить это небольшое отступление цитатой театрального критика Нины Аловерт, автора книги о Михаиле Барышникове. Название издательства, о котором речь шла выше, оставляю за кадром:
«Идея издать в России мою книгу «Барышников в России», напечатанную в Америке в 1984 году, пришла в голову Екатерине Беловой, московскому критику, историку балета. Будучи в Англии, она случайно купила эту книгу и, приехав в Москву, предложила ее издательству X. Книга «вписывалась» в серию «Звезды балета», задуманную издательством.
Я и раньше получала из России подобные предложения, но по разным причинам не соглашалась на переиздание на русском языке.
Михаил Барышников, по моему глубокому убеждению, величайший танцовщик XX века. Думаю, что я видела их всех, за исключением Вацлава Нижинского, от которого остались только воспоминания и легенды, а с легендой никого сравнивать нельзя. Михаил Барышников и сам — легенда XX, а теперь уже и XXI века. Еще в 1984 году Сергей Довлатов написал для радио «Свобода» передачу о Барышникове в связи с выходом моей американской книги. Там был такой замечательный пассаж:
«Недавно я зашел в хозяйственную лавку около Квинс-бульвара в Нью-Йорке. И увидел на стене громадный портрет Михаила Барышникова. Одно изображение, без подписи… И вдруг я понял, что такое слава! Что такое настоящая мировая известность. Я думаю, слава — это когда твое изображение можно повесить в хозяйственной лавке. И быть уверенным, что всем оно знакомо…Причем не в фойе оперного театра. Не в редакции модного журнала. А именно — в хозяйственной лавке…»
Увы, как ни прискорбно признавать, но в данном случае наш российский «монстр» книгоиздания явно не выдержал здоровой конкуренции с американской хозяйственной лавкой: ведь, по мнению его руководителя, имя знаменитого танцовщика Рудольфа Нуреева ничего не значило для его читателей и ничего не говорило их взорам!
А имя Барышникова что-то им говорило? Возможно, сами издатели о нем были наслышаны больше? Словно в подтверждение этой догадки Нина Аловерт, повествуя о презентации в Москве своей книги о Барышникове, вскользь упоминает о том, что главный редактор издательства (как раз тот, что озвучил отказ от моей книги о Нурееве) впервые увидел на кинопленке танцующего Барышникова именно во время презентации книги о нем. Хотя остается только порадоваться этому: ведь, как известно, лучше поздно, чем никогда!
Но вернемся к Нурееву-хореографу. Возьмем на себя смелость утверждать, что «Лебединое озеро» в его постановке вполне может претендовать на одну из лучших версий этого балета во всем мире. В своем спектакле он поместил принца Зигфрида в центр действия.
— Потому что «Лебединое озеро» — это трагедия принца, а не его возлюбленной, — говорил Рудольф. — А во всех постановках, которые я видел, на принца не обращали внимания.
Нуреев вернул «Лебединому озеру» трагический финал, написанный Чайковским. В его постановке Зигфрид погибает в бушующей озерной стихии. В последние мгновения своей жизни он видит, как, навсегда оставшись белым лебедем, пролетает над ним возлюбленная Одетта. Цена роковой ошибки слишком высока… Собрав последние силы, принц протягивает руки к своей несбывшейся мечте, но волны поглощают его, скрывая в пучине озера лебедей. Прекрасный принц гибнет во имя любви, так и не достигнув призрачного счастья…
— Здесь, на Западе, я обрел свободу быть пессимистом… — грустно подчеркивал Рудольф. — Надо сказать публике, что ты одинок, что ищешь что-то. Если после твоей вариации публика замерла и не аплодирует, значит, ты танцевал хорошо.
К недостаткам нуреевской постановки «Лебединого», пожалуй, можно отнести малотанцевальную партию Ротбарта и отсутствие шута как персонажа вообще. (Хочется напомнить в оправдание хореографа, что в самых первых постановках балета, Рейзингера и Петипа — Иванова, Ротбарт исполнялся артистами мимического жанра, а шута тоже не было.) Но зато — бережное отношение к хореографии Петипа — Иванова, сохранение ее лучших фрагментов в первозданном виде.
