Ей было восемнадцать лет, она отличалась редкой добротой и привлекательностью, ясностью ума и музыкальностью.
Одно время Тургенев думал сделать ей предложение и делился своими намерениями с Сергеем Тимофеевичем Аксаковым. Но потом «все эти планы упали в воду…».
По-видимому, давняя и глубокая привязанность Ивана Сергеевича к Полине Виардо возобладала все же над его чувством к Ольге Александровне.
Об Ольге Тургеневой, которой так и не суждено было стать спутницей Ивана Сергеевича, сохранились лишь очень скупые, отрывочные сведения. Известно, что она тяжело пережила разрыв с ним. Впоследствии она вышла замуж за С.Н. Сомова и, бывая с ним за границей, виделась в Париже с Иваном Сергеевичем. Судя по всему, он всегда сохранял самые светлые, поэтические воспоминания о первоначальной поре их знакомства.
Если справедливо предположение исследователей жизни и творчества Тургенева, что в романе «Дым» он изобразил Ольгу Александровну в лице невесты Литвинова — Татьяны Петровны, то, может быть, в сцене встречи Литвинова с невестой в Бадене перед разрывом отражены в какой-то мере и переживания самого автора «Дыма». «Невольное умиление стиснуло его сердце: безмятежное выражение этого честного, открытого лица отдалось в нем горьким укором. «Вот ты приехала сюда, бедная девушка, — думал он, — ты, которую я так ждал и звал, с которою я всю жизнь хотел пройти до конца, ты приехала, ты мне поверила… а я… а я…»
Сообщая в 1872 году Анненкову о смерти Ольги Александровны, Тургенев писал: «Одним прекрасным, чистым существом на свете меньше. Многое мне вспомнилось, вспомнилось горько. Набегают, набегают тени на жизнь, и падают они не на одно настоящее и будущее, но и на прошедшее».
Летом жители столицы были взволнованы известием о том, что английский флот показался в Балтийском море и продвигается к Кронштадту. С тревогой ждали все бомбардировки этого форпоста…
Великих зрелищ, мировых судеб
Поставлены мы зрителями ныне…
Пожар войны полмира обхватил…—
писал Некрасов в стихотворении «14 июня 1854».
Как раз в эти дни поэт вместе с Тургеневым и Панаевым ездил на Красную горку смотреть на английские корабли в отдалении. Сорокапушечные фрегаты, шедшие под парусами, были похожи на громадных хищных птиц, раскинувших крылья над волнами.
…Медленно и глухо
К нам двинулись громады кораблей,
Хвастливо предрекая нашу гибель,
И, наконец, приблизились — стоят
Пред укрепленной русскою твердыней…
Через месяц после объявления правительствами Англии и Франции войны России в Париже в апреле 1854 года вышли в свет тургеневские «Записки охотника» под произвольно измененным названием «Воспоминания русского барина, или картина современного положения дворян и крестьян в русской провинции».
Этим изданием, несмотря на серьезнейшие изъяны перевода, было положено начало европейской известности Тургенева.
Первоначально французские буржуазные журналисты пробовали использовать его произведения лишь на потребу дня. Их, собственно, не интересовали глубоко и по-настоящему ни русская литература, ни самая книга, ни ее автор. Они рассматривали ее только как некий обличительный документ, свидетельствующий о непрочности и шаткости государства, в котором дворянская верхушка погрязла в пороках, а крестьянские массы охвачены недовольством. Такую страну не может не ждать поражение, заявляли журналисты.
Обстоятельную и более разностороннюю оценку книги дал известный французский писатель Проспер Мериме, выступивший в июле 1854 года в журнале «Revue des deux mondes» со статьей «Литература и крепостное право в России», посвященной «Запискам охотника».
Все же и на этой статье в какой-то мере отразились военные настроения, хотя Мериме отдал должное художественным достоинствам рассказов и указал на особенности писательских приемов Тургенева. «Эти двадцать две жанровые картинки, почти одинаково обрамленные, отличаются искусным разнообразием композиции и тона повествования. Они тщательно обработаны, иногда даже с излишнею кропотливостью и дают в целом очень точное понятие о социальном состоянии России, — писал Мериме. — Я полагаю, что Тургенев, которого я не имею чести знать лично, — молодой писатель и что его «Записки охотника» являются только прелюдией к более серьезному и более значительному произведению»[30].
Впоследствии, когда слава Тургенева в Европе, уже свободная от всяких внелитературных привнесений, окончательно утвердилась, русский эмигрант, приятель Герцена, Н. Сазонов, в статье, написанной для французских читателей, напомнил о первом переводе «Записок охотника».
«Имя Тургенева, — писал он, — стало впервые известным во Франции во время гигантского севастопольского конфликта… Сначала его читали, полагая найти у него, как возвещали в иных объявлениях, «разоблачение русских тайн», — тех ужасов, которые творились в этой варварской стране, безумной до такой степени, что она решилась противостоять соединенным силам Англии и Франции. Затем у Тургенева нашли другое — поразительную правдивость в изображении нравов народа некультурного, но полного нравственной силы и природного ума, увидели воспроизведение картины злоупотреблений крепостного права во всей их безобразной наготе, увидели и близкую возможность освобождения. Книга эта, которая должна была, по расчетам, сыграть на руку кампании против России, вместо этого заставляла любить эту страну, освещая ее полным светом, обнаруживая то, что до сих пор было неизвестно, — русский народ, то есть существо, до сих пор знакомое лишь поверхностно. Тургенев оказал этим большую услугу своему отечеству».
Так росла известность Тургенева. Неудивительно, что в литературном мире на него смотрели теперь как на одного из самых талантливых и крупных современных писателей, преемника Гоголя.
Некрасов в нем видит главную опору журнала. В его письмах к Ивану Сергеевичу мелькают просьбы о поддержке «Современника», ясно показывающие, что имя Тургенева стало дорого и широким читательским кругам: «…я слезно прошу тебя написать на 1-ю или 2-ю книжку рассказ, хоть небольшой, или что ты хочешь, да чтоб было твое имя. А то чем же мы начнем год?»
В редакции «Современника» Тургенева ценят не только как крупнейшего беллетриста. Чернышевский вспоминал впоследствии, что в это время Тургенев имел там «большое влияние по вопросам о том, какие стихотворения, повести или романы заслуживали быть напечатанными».
Более того: в 1855 году Некрасов, предполагая уехать за границу для лечения, хотел передать именно Ивану Сергеевичу свои дела по журналу. «Тургенев займет мою роль в «Современнике», — сообщал он Льву Толстому.
