Начались объятия, восторженные приветствия.
Полярники народ закаленный, не сентиментальный, но здесь, вдали от родной Москвы, возникает особенно крепкая и нежная дружба. Чувство непередаваемой тревоги за товарищей, попавших в беду, хорошо знакомо каждому, кто побывал в Арктике.
Нельзя сказать, что у наших путешественников был очень утомленный вид. Напротив, они загорели, выглядели бодрыми. Правда, загар очень скоро смылся, а бодрый вид объяснялся радостью встречи.
– А где же, все-таки, Арктика?-задал кто-то Спирину коварный вопрос.
Тот только рукой махнул.
– Арктика? Теперь-то я знаю, где она!
Ночью погода стала проясняться. Вот бы Первое мая встретить на полюсе! Но Борис Львович разочаровал нас: даже если на Рудольфе и будет ясно, все равно по трассе погода плохая.
Пришлось примириться и отпраздновать Первое мая на Рудольфе.
День выдался прекрасный. Утопая в снегу, мы прошли строем, со знаменами, на старую зимовку. А в Москве-то сейчас тепло, цветы, светлые костюмы!
В десять часов утра открылся митинг. Выступил Отто Юльевич. По команде Спирина дали три залпа в воздух. Наш маленький коллектив вместе со всей страной торжественно запел «Интернационал».
Вернулись мы на зимовку в веселом настроении. Еще вчера мы не находили себе места, ничего не зная о судьбе товарищей. Как хорошо, что сегодня они вместе с нами за праздничным столом!
Иван Тимофеевич, Евгений и Сима успели уже забыть о голодной, холодной жизни на льдине, затерянной в безбрежном океане.
Праздник прошел очень весело. Мы слушали трансляцию из Москвы, Киева и Ленинграда.
Через три дня на самолете «П-5» прилетел Крузе. Он видел Сторожко и Латыгина, посланных на поиски Спирина, и сбросил им вымпел с сообщением, что товарищи благополучно вернулись на остров Рудольфа.
Дни тянулись однообразно и скучно. Ежедневно просматривали мы синоптическую карту. Через Землю Франца-Иосифа проходили циклоны, и казалось, что им не будет конца.
К вечеру четвертого мая начало проясняться. Появились надежды на улучшение погоды. Дзердзеевский предупредил, что завтра, возможно, состоится разведывательный полет, и если Головин сообщит, что погода по маршруту хорошая, мы немедленно вылетим на четырех больших самолетах.
Условились так: первым садится флагман. Если он сядет неудачно и остальные машины не смогут сделать посадку без тщательной подготовки аэродрома, люди спустят на грузовых парашютах продовольствие, вернутся на базу и там будут ждать, пока для них подготовят площадку.
…В эту ночь никто не сомкнул глаз. Снова и снова мы обсуждали план полета и посадки на льдину.
Пятого, как и предсказал Дзердзеевский, погода была ясная – ни одного облачка. Мы буквально рвались в полет. Видя общее возбуждение, Отто Юльевич разрешил высотный полет на «У-2» с тем, чтобы получить вертикальный разрез атмосферы.
Головин начал готовиться к вылету. Одновременно готовили и большие корабли. Механики осматривали моторы, зимовщики помогали счищать снег с крыльев.
Перед полетом подходит ко мне Головин и спрашивает:
– Если я достигну восемьдесят восьмого градуса и выяснится, что у меня хватит горючего до полюса и обратно, что мне тогда делать?
Я немного подумал и сказал:
– Если бензина хватит и начальник экспедиции не вернет тебя, дуй прямо на полюс.
– А если я там сяду?
– Дело твое. Решай сам.
– А как бы ты поступил?-не отставал Головин.
– Откровенно говоря, - ответил я, - если на полюсе хорошие льдины, я бы, не задумываясь, сел.
– И сообщал бы погоду, - добавил он.
– Да, и сообщал бы погоду… Только смотри, я об этом ничего не знаю.
Головин крепко пожал мне руку и весело направился к самолету.
Солнце светило. Головин тщательно проверил груз на своем корабле. Он брал с собой продовольствие на два месяца, оружие, лыжи, спальные мешки, клипербот, две трехместные палатки, легкие нарты, аварийную радиостанцию и на всякий случай несколько бидонов бензина. Таким образом, на его машине оказался запас горючего на тринадцать часов.
Летчик, штурман, два механика и радист заняли свои места. Головин поднял руку – это значит: корабль может стартовать.
Получив разрешение на вылет, летчик дал полный газ. «Н-166» пошел в воздух.
Немедленно после вылета разведчика я отдал распоряжение греть моторы на больших кораблях.
Каждые тридцать минут Головин сообщал о состоянии погоды и свои координаты.
Прямо из-под карандаша радиста мы читали:
«83°. Погода ясная. Видимость хорошая. Иду вперед».
«…Приближаюсь к 84°».
– Товарищ Богданов, - обратился я к радисту, - спроси его, какой там лед, можно ли сесть.
Через несколько минут получили ответ:
«Пересекаю 85°. Погода ясная. Видимость хорошая. Курс держу по солнечному компасу и радиомаяку. Лед торосистый, но для посадки есть хорошие ровные поля. Иду дальше».
Я тут же пошел звонить на аэродром. Механики ответили, что у них все готово, могут хоть сейчас запускать моторы.
Не успел я вернуться в радиорубку, как Шевелев показал мне только что полученную радиограмму:
«Подхожу к 86°. Слева показалась пористая высокая облачность. Моторы работают отлично. Спокоен. Настроение у всех хорошее».
Следующая радиограмма сообщала:
«88°. Перед нами стена облаков. Решили итти выше облаков, узнать, далеко ли они тянутся, а также каков их характер».
Через двадцать минут новое сообщение:
«Идем над сплошной облачностью высотой 2000 метров. До полюса осталось 100-110 километров. Иду дальше».
– Как дальше?-удивился Спирин.-У него же нехватит горючего. Не лучше ли вернуть его?
– Горючего у него хватит, - возразил я.-Головин не без головы. А вернуть его, конечно, уже поздно. Попробуй верни, когда осталось всего сто километров до полюса. Я бы, например, на его месте не вернулся.
– Михаил Васильевич прав, - сказал Отто Юльевич, – вернуть его очень трудно, почти невозможно.
И, улыбаясь, добавил:
– Я бы тоже не вернулся. Не люблю я стучаться в дверь и не войти.
Мы разговорились. А мысли наши там – близко-близко к полюсу, где отважная пятерка смело идет вперед. Невольно просыпается тревога: точно ли рассчитал Головин? Хватит ли у него горючего на весь обратный путь?..
В радиорубку вошел Дзердзеевский. В ответ на вопрос, не изменится ли погода до прилета Головина, он пожал плечами:
– Погода портится, но закроет ли купол – трудно сказать. Сейчас с запада идет высокая облачность. Она не страшна. Но вслед за ней могут надвинуться низкие облака. А на севере ясно, облачность тянется к северу всего километров на двадцать.
