Труднее всего было разобраться в сложной сети манер и иерархий, в которой прекрасно ориентировались мои коллеги. Я знал, что понимание этих правил поможет мне во многом, но поначалу мне было страшно даже пробовать, поскольку я боялся совершить ошибку. Вместо того чтобы высказываться на наших встречах, используя те слова, которые я часами вводил в свой компьютер на случай, если они мне понадобятся, я продолжал молчать. И вместо того, чтобы открыто разговаривать с коллегами, которых знал не очень хорошо, я тоже предпочитал молчать. Когда одна из них сказала мне, что просто «нянчит» меня, я уставился на нее пустым взглядом, потому что не знал, что сказать в ответ.
Но постепенно я научился доверять собственным суждениям – даже если они порой оказываются неверными – и осознал, что жизнь пишется разными оттенками, а не черно-белыми красками. Еще я научился рисковать, и это самое главное, потому что я никогда не рисковал, прежде чем научился общаться. Но мне пришлось это сделать, когда я начал работать, потому что мне стало ясно, что я не смогу продвинуться по карьерной лестнице, если не сделаю этого. Поэтому я тратил на работу дополнительные часы, помалкивал, когда мне давали задания, которых я не понимал, и глушил свое разочарование, когда моих коллег хвалили за работу, в которую и я внес свой вклад. С другой стороны, я встречал очень многих людей, которые помогали мне, направляли меня, выслушивали и поощряли, когда я сомневался в себе.
Невозможно даже описать, насколько трудно мне порой бывало верить в себя. Когда я сидел, пытаясь разрешить сложную компьютерную проблему, призраки всех тех лет, когда ко мне относились как к идиоту, преследовали меня. Начав работать, я осознал, насколько глубоко за все годы, проведенные в интернатах, в меня въелась потребность в привычности и рутине. Я отчаянно жаждал двигаться вперед, но временами казался самому себе потерянным, погрязшим в сомнениях в себе, и расслабиться было невозможно.
Вероятно, именно эта любовь к рутине являлась причиной того, что мне было так трудно уходить с рабочего места после его получения – будь то моя первая работа в центре здоровья, где я занимался фотокопированием и разбором документов, или в коммуникационном центре, где мне дали шанс проявить себя. На каждом из этих рабочих мест я чувствовал себя защищенным, и мне было нелегко отказываться от этого чувства.
Когда я перешел на полный рабочий день в научно-исследовательском институте, где и тружусь по сей день, эта работа, во многом нервная, тоже заставила меня привыкать к свободе, потому что я внезапно оказался в среде, где рабочая нагрузка может непредсказуемо варьировать, а дедлайны переносятся без предупреждения. Поначалу я был ошарашен тем, что меня окружают люди, обладающие профессиональной квалификацией, образованием и опытом, в то время как я сам научился читать и писать в возрасте 28 лет и узнал бóльшую часть того, что знаю о компьютерах, сидя в одиночестве за своим рабочим столом. Я был уверен, что не смогу держаться вровень со своими коллегами, не то что состязаться с ними.
Однако постепенно я осознал, что не важно, как ты попал на свое место, если ты заслуживаешь того, чтобы на нем находиться. С течением времени моя уверенность росла, и я понял, что коллеги мне доверяют. Не имело значения, что я самоучка, потому что жизнь – это система сдержек и противовесов, маленьких побед и маленьких поражений. Я много лет мечтал, чтобы со мной что-то происходило, чтобы события вели мою жизнь в неожиданном направлении. Хотя я чувствовал себя дезориентированным, когда это начало случаться каждый день, каждую неделю или месяц, я понял, что такова и есть жизнь – непредсказуемая, неконтролируемая и волнующая.
Я по-прежнему оставался во многом отстраненным от нее, потому что мне никогда не предоставлялась возможность узнать другого человека целиком, ощутить с ним такую связь, которая возникает лишь тогда, когда влюбляешься. Потом я встретил Джоанну, и вот теперь готов воспользоваться своим величайшим шансом вместе с ней. Впервые в жизни мне все равно, что думают другие, я не беспокоюсь о том, чтобы блюсти приличия или создавать хорошее впечатление. Я не боюсь разочаровать кого-то или сделать работу недостаточно хорошо. Я то и дело старался оправдывать себя с тех самых пор, как начал общаться благодаря работе и учебе, – учась и стремясь к достижениям. Но мне не приходится искать оправданий в общении с Джоанной.
Не так давно я сказал ей, что хочу, чтобы она точно узнала, как я выгляжу, прежде чем я приеду в Англию. Сидя перед компьютером, я держал в правой руке камеру. Вначале я показал ей свое лицо, затем руки и свободную хлопчатобумажную футболку, обтягивающую мою грудь, потом направил камеру назад, чтобы она могла увидеть ту коляску, в которой я сижу каждый день. Конечно, она видела ее и раньше, но теперь я направил камеру на себя и показал ей все доселе скрытые подробности. Джоанна тихонько рассмеялась, когда я направил камеру на металлические пластины, поддерживающие мои босые ноги.
– Хоббичьи пальчики! – проговорила она со смешком.
Но, как ни искал я в ее лице признаков страха или смущения, я не нашел их. Прожив целую жизнь под такими взглядами, я распознаю̀ их в одно мгновение, но на лице Джоанны не было ничего, кроме улыбки.
– Ты красивый, – нежно сказала она.
Именно ее вера в меня говорит мне, что я прав, желая рискнуть ради нее всем.
Я смотрю на песчаную дюну перед собой. Она поблескивает в солнечном свете.
– Ты готов? – спрашивает мой брат Дэвид.
Я киваю.
Мы на каникулах в Намибии. Моя мама родилась здесь, и мы отправились знакомиться со страной, где она выросла, после того как Ким приехала в отпуск из Великобритании. Я смотрю на дюну и гадаю, как мне по ней взобраться: высота ее составляет более сотни метров. Мама и папа ушли побродить по окрестностям, а я сказал Дэвиду, что хочу подняться на вершину дюны. Удивление мелькнуло на его лице, а потом он вылез из машины, выгрузил из багажника мою коляску и помог мне пересесть в нее, прежде чем начать толкать ее по песку. И вот теперь я смотрю на дюну, вздымающуюся передо мной. Я хочу отправить Джоанне горсточку песка с ее вершины. Эта дюна – одна из самых высоких в мире, а пустыня – одно из ее любимых мест.
– Тишина там настолько полная, что понимаешь, что никогда не слышал ничего подобного, пока не попадешь туда, – рассказывала она мне. – И ландшафт настолько огромен, что меняется с каждым часом дня. Даже песок там мягче, чем все, чего ты до сих пор касался.
Вот почему я хочу запечатать в бутылку горсточку песка с вершины дюны и отослать ее в Британию вместе с Ким – как напоминание обо мне и о тех поездках, в которых она бывала в пустыне вместе со своими родными. Жара накатывает волнами, и я смотрю, как взобравшиеся на вершину дюны люди сбегают с нее. Они хохочут и вопят, скатываясь вниз после долгого подъема.
