большим уважением он пользовался по всей России.
А 1-я и 2-я русские армии теперь постоянно были вместе. Багратион, командующий 2-й, погиб. Ну а командующий 1-й, Барклай, давно был обижен, что у него отобрали главное командование. Ведь потом и Кутузов отступал так же, как он. Барклай не понимал, что Михаил Илларионович действовал всё же лучше. Даже при сдаче Москвы заранее продумал западню врагам. И другого Барклай не умел – быть для солдат и офицеров как будто родным. Не умел заслужить такую общую любовь и доверие, как Кутузов. Хотя для тяжёлой войны это тоже было крайне важно. Барклай переживал. Из-за нервного напряжения, в походах и боях, у него ухудшилось здоровье. Он попросился в отпуск. Кутузов понял его и отпустил. А 1-ю и 2-ю армии объединил под собственным командованием. Ну а с Беннигсеном старался без особой нужды не общаться. Взял в себе в штаб дежурным генералом боевого и умного Коновницына. Он по духу был близок Кутузову и стал его главным помощником вместе с Толем, Тормасовым.
А пока наша армия набиралась сил, неприятельская в Москве круто ударилась в грабежи. Наполеон не мешал. Пусть его солдаты чувствуют, за что переносили труды, опасности. Да и драться будут лучше, чтобы сохранить награбленные богатства. Они лезли в уцелевшие дома, выгребали всё ценное. Особенно обчищали храмы, монастыри: там были серебряные, золотые и позолоченные оклады икон, церковных книг, кресты, чаши для причастия, светильники. Священников зверски пытали – вдруг они что-нибудь спрятали. Враги перетряхнули и кладовые Кремля, Оружейную палату.
Прямо в главных соборах России они устроили мастерскую. Великолепные изделия из золота и серебра ломали на части, переплавляли в слитки. Так было удобнее поделить между собой и хранить в солдатских ранцах, в офицерских и кавалерийских сумках. Обчистили даже гробницы царей, патриархов, митрополитов. Ободрали с них дорогие одежды, кресты. Только в одном месте французов напугало чудо. Гробница святого митрополита Ионы (он первым возглавлял независимую Русскую Церковь) была из чистого серебра. Но когда враги открыли её, то увидели: митрополит, умерший в 1461 году, за 350 лет совсем не истлел. Лежал, как живой. Мало того, поднял руку и кулаком погрозил грабителям. Они в ужасе убежали. Так и остались нетронутыми единственная гробница святого Ионы и стоявший рядом серебряный подсвечник.
У врагов шло и повальное пьянство. При пожарах уцелели винные погреба в богатых домах, и воины Наполеона заливались вином, водкой, коньяком. Московские иностранцы и изменники считали себя счастливыми. Французы переселили их в лучшие сохранившиеся здания. У них в гостях каждый день офицеры устраивали пиры, гулянки. Но при этом разваливалась дисциплина. Неприятельские войска слабели, разлагались. А если вина было сколько угодно, то хлеба и других продуктов, корма для коней сохранилось очень мало. Сараи и амбары с запасами сгорели.
Наполеон сперва считал, что это не беда. Разделил между корпусами дороги – пусть вышлют фуражиров и соберут по сёлам сколько нужно. Но в какую бы сторону ни ехали вражеские отряды, они натыкались на партизанские отряды Кутузова. Да и народ брался за оружие. Самой восточной линией, дальше которой французам не удалось пройти, стала тихая и спокойная речка Клязьма. По Ярославской дороге они выступили к Троице-Сергиевой лавре. Раскатали губы её тоже пограбить. Возбуждали себя рассказами, какие там сказочные богатства. Но за Мытищами, на переправе через Клязьму возле Тарасовки, их встретили казачьи полки Иловайского 12-го. Того самого, который первым ворвался в турецкий лагерь на Дунае. В жестоком бою противника остановили, не пропустили.
Стромынская дорога (сейчас это Щёлковское шоссе) вела мимо Лосиной слободы (сейчас Лосино-Петровский) с военными фабриками, пороховым заводом. Их сожгли и взорвали русские при отступлении. Французы и здесь дошли до Клязьмы. Построили укрепление-блокгауз недалеко от села Анискино. Намеревались оттуда совершать экспедиции по окрестностям. Но очутились в осаде. Жаловались, что каждую ночь на них нападает множество «казаков». Атакуют, обстреливают. На самом деле никаких казаков тут не было. В селе Амерево голова волости (сельской администрации) Емельян Васильев созвал крестьян. Сказал: «Москва горит на наших глазах! Лютые злодеи побивают наших братьев, жгут и опустошают деревни, оскверняют церкви Божьи». Его партизаны устроили врагам настоящий кошмар, перебили и взяли в плен 300 французов.
Владимирская дорога досталась маршалу Нею. Его части заняли Богородск (Ногинск) на берегу Клязьмы. Начали разъезжать оттуда по сёлам. Но здешних жителей призвал к войне крестьянин Герасим Курин. Другими командирами партизан стали голова Вохны (сейчас Павловский Посад) Егор Стулов, сотский (старший над ста крестьянскими дворами) Иван Чушкин. Вооружили народ чем могли, организовали наблюдение за врагами. Фуражиров били, прогоняли. Французы выслали большой отряд к Вохне – его разбили. Ней в этих боях и стычках потерял 50 солдат.
А армейские партизаны нападали и на крупные отряды. Вражеское оружие отдавали крестьянам, и число партизан увеличивалось. Однажды Дорохов доложил, что часть его отряда попала в окружение. Кутузов после этого написал специальное руководство. Учил, что настоящий партизан в окружение попасть не может. Потому что на одном месте он не должен задерживаться. Надо постоянно перемещаться. Двигаться скрытно, по мелким дорожкам и тропам. Днём укрываться в лесах или низинах. «Партизан должен быть решителен, быстр и неутомим».
Народная война разгоралась всё шире. Партизанские отряды действовали вдоль Смоленской дороги, где стояли французские гарнизоны – вокруг Гжатска, Вязьмы, Смоленска. В городе Мозыре, на границе Белоруссии и Украины, находилось рекрутское депо – то есть призывной пункт. Возглавлял его старый вояка генерал Фёдор Эртель. В начале войны у него собирались новобранцы, а армия уже отступила. Эртель начал создавать отряды из самых умелых и боевых рекрутов. Стал совершать с ними походы на земли Белоруссии, захваченные врагами. Прорвался к окружённой крепости Бобруйск, привёл туда подкрепления.
Генерал обучал новобранцев, солдат у него становилось всё больше. Он разогнал вокруг Минска отряды литовских изменников и их жандармерию. Разгромил их возле Глуска и Горбачева, освободив эти города. В результате предатели так и не смогли создать полноценный Литовский корпус на подмогу Наполеону. Бобруйск держался. И польская дивизия так и осталась торчать возле крепости.
Впрочем, к Бонапарту прибывало немало других подкреплений – из Франции, Германии, Польши. Если шёл целый полк или батальон, партизаны не нападали на них, так что добирались благополучно. Казалось, что армия Наполеона в Москве должна была увеличиваться. Но росла русская армия, а вражеская… нет! Новые полки приходили, приходили. А у Бонапарта оставалось столько же войск, сколько он привёл в Москву. Если подсчитать все пополнения, так у него должно было собраться 130 или 140 тысяч. А налицо было 110. Остальных партизаны или убили, или в
