Потери ацтеков были катастрофическими. Во всех текстах приводится цифра в почти сто тысяч убитых, пропавших без вести и умерших от голода и эпидемий, вызванных осадой. Сражение за Теночтитлан было не войной, а скорее самоубийством. Самоубийством народа, который подобно тайнос из Санто-Доминго предпочел расстаться с жизнью, чем со свободой, но в случае ацтеков еще и с властью, величие и престиж которой они поддерживали тридцать веков.
Падение Теночтитлана – безусловно, не самый светлый эпизод в истории Мексики. Кто мог бы сомневаться в том, что за победой испанцев и их союзников последует череда жестокостей, насилий и сведений старых счетов? Кортес не мог помешать разграблению города солдатней, опьяневшей от победы. Испанцы были одержимы только одной целью: отыскать золото, потерянное в Ночь Печали 30 июня 1520 года. Королевский казначей Хулиан де Альдерете занялся обращением пленных ацтекских воинов в рабов. Их относили к боевым трофеям, поэтому раскаленным железом клеймили гербом Карла V. Кортес предвидел такой исход, но даже его поразила свирепость солдат. Молодые ацтекские женщины заплатили тяжелую дань победителям, жаждущим отдыха и наслаждений.
17 июля Кортес обосновался в Койоакане в южной части большой лагуны. Теночтитлан походил на огромный крематорий, где сжигали полуразложившиеся трупы. Никто не мог укрыться от тошнотворного запаха. Бойня в Теночтитлане явила собой картину такого опустошения, умолчать о котором не сумел ни один хронист. Но кто смог бы рассказать о страдании народа, его униженной гордости, низвергнутых богах? Мир индейцев Центральной Америки рухнул. Сановники бывшей империи пожаловались Кортесу на солдат, похитивших их жен. Тот обещал возвратить их, по крайней мере позволить тем, кто захочет, вернуться к своим очагам. Но, как сообщает Диас дель Кастильо, только три пожелали вернуться к прежним мужьям.[140]
Перед Кортесом стояли другие, более существенные проблемы. Предстояло делить добычу и переходить на язык золота. Все свидетельства сходятся в том, что трофеи были невелики. Дни и ночи испанцы неутомимо искали прежнюю казну Мотекусомы, все те золотые слитки, отлитые Кортесом для уплаты королевской квинты. На это золото и рассчитывали теперь конкистадоры. Они уже видели себя богачами, а теперь золото ускользало из их рук, подобно чудесному сну, тающему с пробуждением. Ныряли на дно озера, копались в руинах дворцов, храмов, правительственных зданий и частных домов; опрашивали, допрашивали, пытали. Золото Мотекусомы исчезло без следа. В войске начался ропот, Кортеса обвиняли в неспособности выполнить данные обещания. Налоговые агенты во главе с Альдерете жаловались на скромные размеры королевской квинты.
Мало-помалу умами завладела мысль, что это Куаугтемок спрятал золото Мотекусомы, а значит, должен был знать, где находится тайник. Кортес согласился подвергнуть пытке последнего ацтекского тлатоани и одного из его приближенных – важного сановника из Тлакопана. Испанцы надеялись вырвать секрет, поливая ноги несчастных кипящим маслом. Но ни один из них не заговорил. По версии Гомара, товарищ Куаугтемока умер под пытками.[141] По словам Диаса дель Кастильо, тот указал какое-то место наугад, лишь бы избежать мучений. Освободившись, он признался Альварадо, что солгал, и взбешенные испанцы убили его.[142] Как бы то ни было, но пытку Куаугтемока остановил сам Кортес.
Проблему исчезнувшего золота Мотекусомы надо было как-то решать. Солдаты были разочарованы и возмущены. Образовался заговор, просуществовавший целый месяц. Каждое утро Кортес находил на стенах своего дома в Койоакане оскорбительные надписи и рисунки. Ему потребовался месяц, чтобы вернуть ситуацию под свой контроль. Золото его не интересовало, его мыслями владела колонизация Мексики. С помощью Малинцин конкистадор добыл несколько пиктографических ацтекских манускриптов, оказавшихся учетными ведомостями налоговых поступлений из провинций. С помощью этих документов Кортес в конце концов убедил своих людей в том, что настоящие сокровища ацтеков сокрыты не в Теночтитлане, а в провинциях, и отправил их всех в глубь страны. Кортес победил в крови и страданиях. События разворачивались не так, как ему представлялось, но цель была достигнута: он стал хозяином Мексики и мог приступить к осуществлению своих планов.
Вальядолид, 15 октября 1522 года
Фонсека позеленел от злости. Он чувствовал, что проигрывает партию. Он, любимец Изабеллы Католички, с 1492 года ведавший делами Индий, переживший все политические перевороты, все смены союзов и коалиций, все интриги двора, происшедшие за эти тридцать лет. Епископ понял, что молодой король-фламандец принесет его в жертву. В большой зале, увешанной тяжелыми гобеленами, канцлер Меркурино Гаттинара изучал дело Кортеса. По просьбе Карла V он принял представителей обеих группировок. Посланцы Веласкеса сменялись сторонниками Кортеса. Фонсека догадался, что ветер вот-вот переменится. Его злейший враг одержит победу.
Не исключено, что ненависть к Кортесу архидьякона Севильи, ставшего епископом Бургоса, объяснялась всего лишь обратным эффектом: его неистовство было не более чем отражением того глубокого презрения, которое демонстрировал ему завоеватель Мексики. Фонсека всегда не любил Кортеса за непокорность, независимость и неуправляемость. Эрнан действительно никогда не играл в послушного вассала и, как солдат с передовой, не питал ни малейшего уважения к придворным шаркунам. Надо также заметить, что Фонсека столкнулся с сильным противником, поскольку все удары, направленные против Кортеса, были отражены. Все, включая и тот, что пытался нанести бедный Кристобаль де Тапиа, который в декабре 1521 года был вынужден возвратиться восвояси в весьма плачевном состоянии, после того как его выпроводили из Веракруса брат Мелкарехо и капитаны Сандоваль и Альварадо.[143] Кортес действовал очень профессионально. Он знал Кристобаля де Тапиа еще по Санто-Доминго: по смерти фактора Эрнандо Кортеса де Монрой тот завладел его гасьендой. Индии оставались своего рода большим семейным бизнесом. Кортес хорошо понимал психологию этой личности. Люди Эрнана объяснили – весьма доходчиво – юридическую необоснованность его притязаний на власть и выкупили у него за золото все снаряжение и лошадей! Тапиа отбыл с легким сердцем.
Чтобы противостоять проискам Фонсеки, Кортес мобилизовал в Кастилии лучших адвокатов, каких только можно было найти: своего отца Мартина и трех кузенов – Франсиско Нуньеса, Родриго де Паса и Франсиско де лас Касаса. Мартин Кортес сумел расположить к сыну могущественного герцога Бехарского, и в самый разгар восстания комунерос вел игру с фламандскими советниками, крепко обложенными в Кастилии. В январе 1522 года Мартин Кортес с племянниками был принят регентом Адриеном Утрехтским в Витории. По причудливому повороту истории Адриен был избран папой 9 января, и визит Мартина Кортеса приобрел двойное значение: прийдя на встречу с регентом, он был принят регентом и папой одновременно. Беседа велась на латыни. Мартин умел находить нужные слова и аргументы. Адриен Утрехтский, который станет Адрианом VI, принял сторону Эрнана. Уполномоченные Кортеса завязали также тесный союз с Карлом Пупе, сеньором Ля Шоли, которая в испанских текстах встречается как Ласао или Лахао. Этот влиятельный советник Карла V стал ценным звеном в цепи коалиции противников Фонсеки. Именно он склонил комиссию Гатгинары вынести вердикт в пользу Кортеса.[144]
