Царица нервно комкала письмо в руках. Всю почту, что приходила к Антонию, она тщательно перечитывала и проверяла. Ей не хотелось опять получить удар в спину.
Но это письмо… Угроза-то ведь не в нем, а в Октавии! Надо сделать все, чтобы Антоний запретил ей покидать Афины и сам не уехал в Рим. Но как? Ее семейный опыт был ничтожным, а мужчин можно было пересчитать на пальцах одной руки… Однако ей были свойственны природные хитрость и коварство, да и пережитые неудачи многому ее научили. Царица долго продумывала свое поведение, решив прибегнуть к женским уловкам, она понимала, что, если переборщит в чувствах, – проиграет все. В третий раз Антоний не вернется. И мечты о вселенской власти обратятся в прах на ее гробнице.
С заплаканными глазами и печальным лицом, Клеопатра подала письмо Антонию.
– Опять ты читаешь мои письма? – недовольно пробурчал консул.
– О, дорогой, их обязаны проверять на яд, – смиренно ответила царица.
Письмо взволновало Антония. Все-таки он не был в Риме уже больше года, да и Октавию давно не видел. Заметив его волнение, Клеопатра занервничала. А что, если он сейчас прикажет своим легионерам собираться в путь?
– Что ты решил? – тихо спросила царица.
– Пока не знаю, – недовольно ответил Антоний, понимая, что из Египта ему так просто не вырваться. Иногда ему даже казалось, что он здесь заживо погребен. В праздной и сказочной жизни была особая прелесть, но поражение в Парфии начало его понемногу отрезвлять. – Буду думать.
Клеопатра тяжело вздохнула и всхлипнула.
– Тогда я пойду к нашим детям.
Понимая, перед каким сложным выбором он оказался, Антонию стало не по себе. Приняв Октавию, он потеряет Клеопатру и ее деньги. Конечно, это дело рук Октавиана! Ах, щенок! В этот момент Антоний вспомнил все свои обиды на Октавиана и его пренебрежительное к нему отношение. Отчего бы не досадить этому выскочке?
На ужин Клеопатра собрала за столом детей Антония. Сидя рядом с ним, она тихо плакала и жалобно причитала:
– Бедные, бедные дети! Скоро отец бросит вас, и вы совсем осиротеете.
При этих словах, наученные матерью, как следует себя вести, маленькая Клеопатра начинала плакать, а Александр шмыгал носом.
– О, боги, боги! – шептал Антоний и хватался руками за голову.
Изо дня в день Клеопатра ходила за ним словно тень, то изображая пылкую страсть и неодолимую любовь, то тихо плача и стеная. Она ничего не ела и не пила, говоря, что совсем убита горем. То начинала убеждать Антония в том, что построит для него мощный и непобедимый флот, даст столько солдат, сколько он захочет, забьет трюмы кораблей провизией, а денег даст в несколько раз больше, чем везет Октавия. После чего она вновь начинала жалобно плакать, сетуя на свою горькую судьбу и непостоянное мужское сердце.
В конце концов, Антоний сдался. Он направил в Афины гонца, через которого приказал Октавии вернуться в Рим. Та была послушной женой и исполнила волю мужа. Октавиан тут же потребовал от сестры покинуть дом подлого и вероломного мужа. Но Октавия, искренне привязавшись к детям Антония от всех его браков, не смогла их бросить.
Довольная и радостная Клеопатра мгновенно забыла о своих слезах и изображаемой скорби, как только узнала, что угроза миновала. Судьба публично брошенной Октавии, ставшей невинной жертвой политических интриг, ее не волновала. Ее саму много раз бросали и предавали, а то, что она подставила под удар хорошего и честного человека, лишив пятерых детей отца, меньше всего ее беспокоило. Сделка с совестью была быстрой и скорой: у нее тоже есть дети и ей надо думать об их будущем! Тут уж каждый сам за себя. Чтобы отвлечь Антония от запоздалого сожаления и раскаяния, царица мягко и ласково стала ему намекать о том, что неплохо бы покорить Армению, которая находилась в союзе с Парфией.
1
Без особого труда и каких-либо существенных потерь Антоний разбил войско армянского царя Артавазда и сделал Армению римской провинцией. Сам царь и два его сына были захвачены в плен. Клеопатра безмерно радовалась победе Антония, считая, что отныне им во всех делах будет сопутствовать удача. В конце-то концов, пора бы уж!
– Я устрою ему триумф!
– Триумф? – переспросил советник, не имея ни малейшего понятия о том, что же это такое.
– Да. Можешь спросить у Сары и Аммония, они вместе со мной были на триумфах Цезаря. Грандиозное зрелище! – восторженно говорила царица, с улыбкой вспоминая свои самые счастливые дни. – Но наш триумф я проведу на праздник дарения, поэтому он будет особенным! Ах, Аполлодор, у меня такое чувство, – лукаво произнесла царица, – будто то, ради чего я родилась, стало свершаться.
– Позволь узнать, что же это такое? – поинтересовался сириец.
Клеопатра хитро улыбнулась.
– Вот, – царица показала пожелтевший свиток. – Я искала в библиотеке трактат Диоскурида о бубонной чуме…
Аполлодор удивленно поднял брови.
– О, боги, для чего он тебе понадобился?
– Я поспорила с Антонием, что он никогда не сможет его осилить. А он утверждает обратное.
– И что? Он прочел его?
Во дворце все знали о том, что римскому консулу были больше по сердцу увеселения и праздники, нежели научные диспуты и уж тем более изучение сложных трактатов. Правда, он искренне интересовался греческой культурой, но это было больше связано с его попытками вывести родословную линию от Геракла и богов.
– Уже половину, – заступилась Клеопатра.
– Надо же… – Сириец сделал серьезное выражение лица и многозначительно покачал головой. – Еще немного – и ты сделаешь из него ученого мужа.
– Ты совсем не хочешь меня слушать!
– Я весь внимание.
– В библиотеке я случайно обнаружила «пророчество Гистапса».
– И? – Аполлодор внутренне напрягся.
Клеопатра выдержала паузу, а затем с пафосом произнесла:
– В нем говорится, что на Востоке появится могущественный правитель, который низвергнет Рим и будет править миром.
Советник уже начал понимать, к чему клонит царица, но разделять ее восторг не торопился.
– Там не сказано, что это женщина.
– Сказано! – ликующе произнесла Клеопатра. – Вот, послушай.
«И пока римляне спор ведут,
Кому Египтом владеть,
Появится среди мужей жена.
Из рода славных царей.
И Рим тогда злая ждет судьба,
Погибнут воины в своих домах,
Прольются реки огня с небес,
И сам владыка небесный придет,
Чтоб править людьми навек».
Закончив читать, Клеопатра испытующе посмотрела на сирийца. Взгляд ее черных глаз был острым и проницательным, как у отца, Птолемея Авлета. Советник улыбнулся:
– Но это уже не «пророчество Гистапса», а книги Сивиллы. Ты меня проверяешь?
