Разъяренный неудачей, враг обрушил на высоту сотни снарядов и мин. До 15 его самолетов бомбили стрелковые роты. Но сибиряки держались.
Отразив несколько контратак, 2-й батальон прочно закрепился на высоте 147,6. Победа была значительной не только для 724-го полка. Дорого мне досталась эта высота 147,6. Оставшись ответственным за судьбы и жизнь более восьмиста человек (после ранения Беднякова), мне не раз приходилось в критические моменты боя, командуя батальоном, самому ложиться то за пулемет, отстранив убитого наводчика, то за противотанковое ружье, из которого после гибели наводчика никто не мог вести огонь. А танки надо было уничтожать! Или они уничтожили бы нас.
Вот я сказал, что подбил 29 августа два танка. Но это я видел, они были почти рядом со мной. А те, которые вспыхивали в тридцати, ста метров от меня, по которым вел огонь я, а может кто-то другой из пэтээровцев по ним тоже стрелял? Так кто их подбил? – Мы подбили! А из пулемета? Когда в критические моменты боя, хватаешь пулемет, ведешь огонь по бегущим на тебя фашистам, тоже поливающим тебя свинцом из автоматов, слушаешь доклады связных, взором не теряешь из вида общую картину боя, отдаешь приказания и все это одновременно, то как можно сказать кто и сколько уничтожил? Главное – высота 147,6 взята! И взята мною! Моими людьми! Моим батальоном!
Последние дни батальон ночами совершенствовал оборону, а днем вел сдерживающие бои и отражал контратаки противника. К сожалению, каждый день мы несли потери. В ночь на 3 сентября участок 742-го полка передали 115-й бригаде полковника Андрусенко, а части 315-й дивизии сместились влево на рубеж: высота 145,1 – перекресток дорог восточнее высоты 143,6. 2-й батальон занял оборону на левом фланге 724-го полка, имея соседом слева 2-ю мотострелковую бригаду. Местность была абсолютно открытой и танкодоступной.
В воздухе постоянно барожировали большие группы фашистских самолетов, бомбивших и обстреливающих наши позиции. Каждый день приходилось отбивать танковые атаки. Особенно тяжело батальону пришлось 5 сентября, когда противник силами 25 танков и батальона пехоты, после сильного артиллерийского налета, перешел в наступление на левый фланг 2-го батальона на стыке со 2-й мотострелковой бригадой. Следом за танками шли автоматчики, поливая окопы губительным огнем. Охнув, осел в окопы командир роты лейтенант Малахов. Среди бойцов началось замешательство. Положение спас комсорг батальона (мой боец из роты ПТР, наводчик ПТР), рядовой Алексей Сайганов. Он молниеносно бросил две бутылки с зажигательной смесью в головной танк. Тот вспыхнул, а отважный комсорг вернулся в свой окоп и вместе с бойцом Брагиным в упор расстреливал наступающую пехоту.
Фланкирующий огонь пулеметной роты лейтенанта Лебединского вынудил гитлеровских автоматчиков залечь. Бой разгорался. Шесть немецких танков прорвались к нам в тыл, но там, встреченные огнем артиллеристов, повернули назад. Батальон выстоял.
28 августа батальону пришлось отражать контратаку врага, а перед рассветом 29 августа началась наша артподготовка. Как только артиллеристы и минометчики перенесли свой огонь на гребни высот, стрелковые роты броском ворвались в окопы врага.
Нам было приказано взять высоту 147,6. Одна из десятков безымянных высот, которую оседлали немцы и прицельно обстреливали наши части. Две роты медленно и упорно охватывали ее с флангов. Мы все же взяли эту высоту. Но какой ценой – трудно сосчитать. Последующие дни были заполнены непрерывными боями. Нас перебросили на другой участок. И снова атаки и бомбежка с воздуха. Седьмого сентября (запомнился этот день!) полк бомбили с утра и до темноты. Порой одновременно в воздухе висело до 40 самолетов. Били не только по артиллерии, технике, но и, пикируя, обстреливали из пулеметов одиночные окопы. А в перерывах снова начинались атаки, которые мы отбивали.
7 сентября с утра до вечера, вражеская авиация группами по 20–40 самолетов беспрерывно бомбила боевой участок 724-го полка. Весь день, пикируя, они обстреливали из пулеметов наши одиночные окопы Одновременно противник наносил массированные артиллерийско-минометные удары. Казалось, в этом аду не уцелеть ничему живому. Но как только, пустив впереди 22 танка, немецкая пехота перешла в наступление, воины-сибиряки встретили их губительным огнем. Попытки врага потеснить наш 724-й полк провалились! Но как это было…
… Лавина немецких танков подползла к окопам 2-го батальона. Расстояние сократилось до 150–160 метров. Давно прервалась телефонная связь с ротами и командиром полка.
Я находился на наблюдательном пункте батальона. Прекрасно сознавал, что никак нельзя допустить прорыва немцев. И не командую, а как бы просто беседуя, спокойно начал говорить:
– Передать по цепи. Подготовить гранаты. Бутылки для борьбы с танками. Всем стрелять по пехоте!
И никому не ведомо, каких усилий стоило это мое «спокойствие».
И уже четко и звонко несется от одного окопа к другому, влево – вправо громкое, звонкое:
– Приготовить гранаты!.. Бутылки!..
Шесть пылающих танков немцы оставили перед фронтом обороны 724-го полка. Их наступление прекратилось. Солнце было на закате…
Изнуренные боем бойцы оттирали свои потные лица, размазывали пилотками грязь по уставшим, но светящимся лицам от сознания выигранного еще одного боя.
Дорогой ценой был выигран этот бой. Все поле было перерыто взрывами сотен мин и снарядов. Многие окопы были засыпаны и бойцы навечно похоронены под твердой, опаленной огнем Сталинградской землей.
Вот, что рассказал мне старшина минометной роты батальона Петр Жильцов: «Иду я по огневым позициям роты уже после боя. И никого не вижу: овраг, где стояли минометы, весь изрыт. Уже темнело и я споткнулся. Гляжу, бугорок земли. Пригляделся – вроде шевелится земля. Рукой копнул, что-то шевелится и волосы почувствовал в руке. Я стал разгребать землю, а там оказалась голова. Быстро разгреб землю и вытащил, залитого кровью, всего в грязи, с болтающимися перебитыми руками, с разбитой головой, без одного глаза, но что-то мычащего бойца своей минометной роты, наводчика Н.М. Капитонова».
Он действительно с изуродованной головой, с лицом в шрамах, с одним только левым глазом, с одной искалеченной рукой постоянно приезжал из Кемерово вместе со своим спасителем, старшиной роты Жильцовым Петром Тихоновичем в Сталинград на встречи ветеранов 315-й мелитопольской Краснознаменной стрелковой дивизии.
Но вернемся к 5-му сентября… Как ни устали бойцы, надо было срочно оказывать помощь раненым, выносить убитых, восстанавливать разрушенные окопы, восстанавливать связь, по новому располагать огневые средства, пополнять боеприпасы. Все это и многое другое надо было незамедлительно сделать каждому командиру, каждому бойцу.
Из-за больших потерь нужно было заново организовывать всю огневую систему батальона.
Бойцы уже давно не отдыхали. Бои и бои – никакой передышки! Днем наступаем мы или отбиваем атаки противника, а ночью совершенствуем оборону. И все же мы сохранили боеспособность.
Не могу не рассказать о тяжелом для меня и для батальона дне – 9 сентября 1942 года. К полудню 9 сентября противник открыл массированный артиллерийский и минометный огонь по боевым порядкам 2-го и 1-го батальона 724-го полка. Одновременно, группами по 20–25 самолетов фашистские летчики наносили бомбовые удары. От разрывов бомб и снарядов земля ходила ходуном. Обваливались стенки траншей, многие бойцы были контужены или оглушены. Ведь что такое стокилограммовая, врезавшаяся в землю и рванувшая на глубине четырех метров? Даже на полета шагов, когда ты лежишь в укрытии, человека подбрасывает, бьет о землю. Летели вниз и «подарки» солиднее – по двести пятьдесят и пятьсот килограммов! И все это с воем сирен и пулеметной трескотней. Дым и пыль клубились огромными вихрями. Пушек уцелело немного, а на нашем участке вообще считанные единицы. Снарядов не хватало, и я еще с ночи приказал заминировать подходы оставшимися противотанковыми минами вперемешку с бутылками КС.
Обычно немцы действовали осторожно, но здесь они, что называется, нарвались. Немцев подгоняли, потому что в Германии уже объявили о взятии Сталинграда. Пять танков подорвались на минах и горели от воспламенившейся жидкости. Открыли огонь бронебойщики. К лету-осени сорок второго года броня большинства немецких танков была усилена. Бронебойщикам, чтобы поразить цель, приходилось стрелять с расстояния и 200, и даже 100 метров, стараясь попасть в борт, в моторную часть, в гусеницы. Те, у кого не выдерживали нервы и начинали стрелять раньше, попадали под огонь немецких орудий.
45 танков и два полка пехоты перешли в атаку, но были встречены стеной огня. Два танка остановились, подбитые политруком роты противотанковых ружей Николаем Демидовым и рядовым Сайдулаевым. Демидов был тяжело ранен. 5 танков подорвались на минах и сгорели от бутылок с горючей смесью, закопанных между минами перед фронтом обороны. Об этой моей «уловке» до сих пор вспоминают ветераны 315-й дивизии на своих встречах, даже из других полков дивизии.
